Расследователь - Андрей Константинов Страница 2

Он сделал поперечный разрез и отогнул в стороны половинки разрезанной пленки. Теперь стало видно, что в мешке лежит безголовый труп мужчины. Впрочем, Грек и Слепой отлично знали, что лежит в мешке, — Слепой же и упаковывал.

Тело сбросили в яму, которая, возможно, когда-то раньше была окопчиком.

Долго ворочали, укладывая в яме, матерясь зло друг на друга, на покойника без головы, на Деда… Страшно было — край. Все казалось, что-то происходит в шуме ветра, в вихре мокрого снега… что крадутся в темноте бойцы «Беркута» и спасения нет. Но никто не вышел из-за снежной кулисы, никто не помешал, и они засыпали труп тяжелой, напитанной влагой землей.

Завернули в полиэтилен лопаты, перчатки, швырнули в багажник. Потом и сами сели в машину. Тепло было в салоне, уютно.

— Поехали, — сказал Грек.

Слепой кивнул: поехали. Грек пустил двигатель — дизель ровно затарахтел.

— Стой! — заорал вдруг Слепой. — Стой, бля!

— Что? — закричал Грек. — Что?

— Голову забыли, — сказал Слепой. Оба опять вылезли из машины, открыли просторный багажный отсек. В углу сиротливо лежал полиэтиленовый пакет. Его содержимое по размеру походило на средний арбуз. Несколько секунд Слепой и Грек молча смотрели на пакет. Потом Слепой взял его одной рукой, другой взял лопату… посмотрел на Грека. Грек пожал плечами. Слепой сплюнул и сказал:

— Я сам.

И ушел туда, куда светили вдоль просеки фары джипа. За стеной снежной круговерти Греку худо было видно, чем Слепой занят. Но он и так знал, что Слепой закапывает голову… Голову было велено зарыть отдельно, надежно.

Когда он вернулся, Грека колотило.

— Включай скорее печку, чувачок, — сказал Слепой, и Грек кивнул, завел машину, включил вентилятор отопителя на максимум. По салону пошла волна горячего воздуха.

Слепой перегнулся назад, достал с заднего сиденья бутылку. Зубами вырвал полиэтиленовую пробку, стал лить горилку в пасть с железными зубами.

— Оставь, — попросил Грек и напарник понял — оставил, протянул Греку бутылку…

Спустя несколько минут дрожь улеглась. В салоне джипа стало жарко, в крови бродил алкоголь. Покачиваясь на ухабах лесной грунтовки, туша «тойоты» уползла с развилки трех дорог. Осталась бутылка из-под шампанского «Черная вдова», указывающая горлышком на старый окоп. Впрочем, окопа уже не было. А было грязно-снежное месиво… с торчащей из него рукой мертвеца.

Да еще следы джипа на снегу. Скоро, однако, и следов не осталось.

Ноябрьский день увядал на глазах. Сумерки накрыли питерские улицы, в них бледно тлели пятна фонарей. Директор Агентства журналистских расследований «Золотая пуля» Андрей Обнорский ехал в плотном потоке автомобилей по Суворовскому проспекту. Он возвращался со встречи с источником. Встреча оказалась безрезультатной, и Обнорский был разочарован.

Поток машин двигался медленно, а на подъезде к Невскому вовсе замер. В этот момент и зазвонил телефон. Андрей достал трубу из кармана куртки:

— Алло.

— Андрей Викторович? — сказал незнакомый мужской голос.

— Слушаю.

— Андрей Викторович, моя фамилия Филатов, я советник губернатора.

— Очень приятно, — механически произнес Обнорский. О Филатове он слышал, но никогда не встречался.

— Андрей Викторович, не могли бы вы уделить мне пару минут? — спросил Филатов.

Обнорский мрачно посмотрел на «пробку» и подумал, что может запросто уделить советнику не пару минут, а больше.

— Разумеется, слушаю вас.

— Андрей Викторович, суть вопроса, в общем-то, проста. Сейчас в Санкт-Петербурге находится с дружеским визитом премьер правительства Крыма Сергей Васильевич Соболев. Сергей Васильевич — ваш поклонник и хотел бы с вами встретиться.

— Встретиться? — удивился Андрей. — Со мной?

— Да-да, именно так…

— А собственно… зачем? — задал Обнорский не особо умный вопрос.

— Сергей Васильевич — гость губернатора, — произнес Филатов так, как будто это могло служить ответом на вопрос — «зачем?».

— Понятно, — буркнул Обнорский, все еще удивляясь и пытаясь понять, что же именно нужно от него совершенно незнакомому крымскому премьеру… поклонник?

Довольно странно. Политики такого уровня довольно редко нисходят до общения с литераторами. Если не брать в расчет каких-то дежурных мероприятий. Обнорский собрался задать еще вопрос, но Филатов сказал:

— Вот и хорошо… Передаю трубочку Сергею Васильевичу.

И через секунду в трубке зазвучал другой голос:

— Здравствуйте, Андрей Викторович… Меня господин Филатов уже представил, но я представлюсь еще раз: Соболев Сергей Васильевич, премьер-министр правительства Автономной республики Крым и ваш давний читатель. И почитатель.

Голос у Соболева был властный и уверенный. Сильный. Обладатель такого голоса определенно привык руководить людьми и, вероятно, принадлежал к публичным политикам.

— Весьма приятно, — сказал Обнорский. — А я очень люблю Крым.

— В таком случае считайте, что вы уже получили приглашение отдохнуть в Крыму… Время года, правда, не самое подходящее, но я думаю, что все еще впереди. Принимаете?

— Благодарю вас, — неопределенно ответил Обнорский.

— Рано благодарите, Андрей Викторович. Вот когда встретимся в Крыму… вы, кстати, раньше бывали у нас?

— Бывал, — ответил Обнорский. Посреди сумеречного ноябрьского Санкт-Петербурга вспыхнуло на миг яркое крымское солнце над синей водой. Сзади засигналили. Управляя одной рукой, Андрей воткнул передачу, передвинулся метров на десять, — бывал… за приглашение благодарю.

— Не за что. Это, напротив, я буду вам признателен, ежели вы соберетесь и прилетите к нам. Но пока мы не в Крыму, а в Питере… Если вы свободны нынче вечером, может быть, мы поужинаем вместе, Андрей Викторович?

Каких-либо определенных планов на вечер у Обнорского не было, и он согласился.

— Вот и чудно, — сказал Соболев, — в восемь я вас жду в смольнинской гостинице. Вы знаете, где она находится? Я, кстати, могу прислать за вами машину.

— Спасибо, не нужно. А где гостиница — я знаю. Буду в двадцать ноль-ноль.

* * *

В былые времена гостиница принадлежала обкому КПСС. Простому смертному попасть в нее было так же невозможно, как грешнику в рай. Это неприметное здание рядом со Смольным никогда не афишировало себя — свои респектабельные апартаменты оно предоставляло избранным. Теперь гостиница принадлежала правительству города (то есть опять же — Смольному), но сохранила прежние традиции и закрытость для посторонних. Обнорский понял это сразу, как только вошел в холл. Подтянутый мужчина неопределенного возраста — ему могло быть и тридцать с небольшим, и сорок пять — встретил Обнорского у входа и вежливо поинтересовался, кто и к кому?…