Боцман. Подводная одиссея - Сергей Зверев Страница 2

– Ну что – в рубку?

Окурок он тщательно загасил, следя за тем, чтобы искорки не понесло ветром в море. Бензин, хоть и имел специальные присадки, увеличивавшие температуру возгорания, но рисковать – испытывать его на воспламенение в реальных условиях – не следовало.

Саблину совершенно не хотелось идти в рубку. Однако генконструктор выглядел уставшим и сумрачным, словно совершившим тяжелый подвиг. Этого человека не следовало оставлять в одиночестве – тем более что единственным, с кем он имел право говорить о погружении, был Боцман.

Связи с гидронавтами пока не было: экипаж еще не настроил приборы. Так что оставалось одно: отслеживать погружение «Русского витязя» по экрану эхолота.

Впрочем, погружение проходило без проблем. Мерцающая светло-зеленая точка на мониторе медленно, но верно смещалась вниз. В верхнем же углу экрана бесстрастно отщелкивали цифры: «минус 100 метров», «минус 150», «минус 200»…

Глубоководный аппарат погружался очень медленно и достиг дна лишь спустя полтора часа.

– Фу-у-у… – тяжело выдохнул из себя генеральный конструктор. – Считай, половину дела сделали.

– Вроде пока у нас никаких проблем, – осторожно предположил Боцман.

– Техника проверена сто раз – и на стенде, и в бассейне, и на мелководье, – напряженно пояснял конструктор, словно бы оправдываясь. – Единственная опасность, которая может нас ожидать, – обрывки рыбацких сетей. Но этот район вроде не особо популярен у промысловиков. Так что, надеюсь, никаких форс-мажоров не предвидится.

Форс-мажор, однако, случился спустя всего каких-то пятнадцать минут и связан был как раз с промысловиками. Радист транспортника «717» неожиданно засек явственный сигнал бедствия, подаваемый рыболовным судном под сингапурским флагом. Судно терпело бедствие в каких-то шести морских милях отсюда: пожар, с которым команда не может управиться самостоятельно.

О том, чтобы не откликнуться на этот сигнал, не могло быть и речи. Однако сам транспортник, по понятным причинам, не мог отправиться к аварийному судну – ведь это означало бы бросить спускаемый глубоководный аппарат на произвол судьбы. Никаких иных кораблей в этом районе Японского моря не наблюдалось. Естественно, командир транспортника с бортовым номером «717» без промедления связался со Штабом Тихоокеанского флота и коротко проинформировал о ЧП. Там отреагировали довольно быстро – мол, срочно выслать к терпящему бедствие судну катер со спасателями и врачами. Промедление было смерти подобно: ведь с терпящего бедствие судна сообщалось об открытом огне на палубе, а это, наверное, самое страшное, что только может случиться на корабле.

– А давайте мы на катере, – предложил Боцман. – Может, успеем… Пока погода окончательно не испортилась.

Это был оптимальный вариант решения вопроса – ведь почти весь экипаж транспортника был занят.

Надувной катер с подвесным мотором был спущен на воду за несколько минут. На борт спешно загрузили спасательные жилеты, индивидуальные пакеты, одеяла и пресную воду. Компанию Саблину составили еще трое свободных от вахты моряков – безусый парнишка лейтенантских годов, немолодой усатый мичман и, конечно же, судовой врач. Последний на всякий случай захватил даже хирургические инструменты: как знать, может быть, пострадавших пришлось бы оперировать прямо в открытом море?!

Шесть морских миль можно было бы преодолеть меньше чем за час, но непогода наверняка бы внесла коррективы… Теперь ветер с каждой минутой заметно свежел, и потому спустить надувной катер с палубы оказалось делом весьма непростым. Однако опытная палубная команда знала свое дело. Отвалив от борта транспортника, катер взревел двигателем. Серая вода под носом вспенилась и тут же разделилась на две волны. Упруго подскакивая на белесых барашках, катер помчался в юго-восточном направлении, откуда по-прежнему очень настойчиво звучал сигнал бедствия…

Большинство людей знакомо только с поверхностью моря. Даже профессионалы-аквалангисты редко когда опускаются на глубины свыше сорока метров. А между тем, по сравнению с этими сорока метрами, океан кажется бездонным. Самая глубокая впадина уходит вглубь более чем на девять километров. У специалистов в ходу даже особый термин – гидрокосмос. И этот термин справедлив. Океанические глубины так же мало освоены, как и межпланетное пространство. Для проникновения в него нужны аппараты, сравнимые по сложности с космическими кораблями, а кое-где и превосходящие их. Погружения на огромные глубины так же опасны, как и космические полеты. А число глубоководников сравнимо с числом космонавтов…

Дневной свет остался далеко позади, за иллюминатором царила кромешная подводная ночь. Тускло мерцали мониторы, обливая сосредоточенные лица глубоководников призрачно-мертвенным светом. Еле различимо гудели мощные электродвигатели, удерживающие аппарат на заданной глубине. Вести такое чудо техники – настоящее искусство. Такому быстро не научишься. Инженер КБ Марат Петрович Плахин двумя пальцами сжимал рукоятку джойстика и еле заметными движениями корректировал передвижение глубоководного аппарата. Коля Зиганиди и Катя Сабурова пока оставались без дела, всецело доверившись профессионализму инженера. Они прошли специальные тренировки, многое знали о возможностях аппарата, могли управлять им в испытательном бассейне, но управлять первым реальным погружением все же было предоставлено Плахину.

Мощный прожектор, установленный на верху «Русского витязя», вспарывал темноту. Изредка в поле его действия вспыхивала всеми цветами радуги стайка глубоководных рачков, проплывали необычного вида рыбы. Все трое акванавтов следили за показаниями приборов. Аппарат достойно выдерживал колоссальные нагрузки.

– Есть две тысячи метров, – спокойно доложил Марат Петрович на борт «717». – Продолжаем погружение.

– Вас понял, – прозвучал из динамика голос генерального конструктора.

Плахин замедлил погружение, по показаниям эхолота до дна оставалось несколько десятков метров. Понятие дна в океане временами очень относительно. Не всегда это скальные породы или песок. Иногда им оказывается многометровый слой донной взвеси, в котором можно увязнуть, словно в болоте. И не дай бог войти в него при скоростном погружении: чем глубже уйдешь, тем меньше останется шансов выбраться из него.

Теперь уже луч прожектора бил вниз. О близости дна говорило то, что за толстым выпуклым стеклом иллюминатора словно мела метель. Освещенные ярким светом частички казались густым снегом. Наконец аппарат завис в нескольких метрах от дна.

Первое, что увидели акванавты на дне океана, – это стеклянную бутылку. Покрытая белесым налетом, она нагло торчала горлышком из мягкого песка.

– Вот она, сегодняшняя экология. Нога человека тут еще не ступала, а мусор уже наблюдается, – нахмурился Плахин. – Эх, люди, люди…

– Однако, – с усмешкой проговорил Зиганиди. – И кто это додумался бухать на двухкилометровой глубине? Что-то граненого стакана рядом не видно.

– Похоже, это давно было, еще в советские времена, – оживилась Катя. – Бутылка, кажется, «ноль семь», из-под портвейна. Непорядок. Придется начинать с уборки. Заодно и манипулятор проверим в действии.