Русский калибр (сборник) - Пётр Разуваев Страница 2

— Почему ты ушёл из «конторы»? И почему — в театр? — спрашивает Таня.

Почему? Почему… добрая память, приятные воспоминания. Моя группа, двенадцать человек, получила приказ: проникнуть в здание бакинского комитета ГБ и уничтожить несколько сейфов с документами. Не вскрывая. В Баку тогда шли армянские погромы, озверелые боевики стаями носились по улицам, шалея от вкуса крови. Мы выполнили задачу. Тихо, не вступая в боестолкновения, отошли на заранее оговорённую точку за городом, откуда нас должен был забрать вертолёт армейцев. Это — работа, это ей можно объяснить. Она поймёт.

Но как объяснить то, что вместо «вертушки» нас ждали пристрелявшие площадку боевики, с пулемётами и огнемётом, в считаные секунды положившие всю группу? Потом они сложили из трупов пирамиду, облили бензином и подожгли, радостно крича и приплясывая. Меня зацепило осколком гранаты. Тупой удар в голову, и — темнота. Потерявший сознание, залитый кровью, я оказался в самом низу. Как передать запах горящей человеческой плоти, как показать ей тела моих товарищей, спасших меня уже после своей смерти? Люди плохо горят, я остался жив. Прятался, теряя сознание от боли. Спасли вошедшие в Баку войска.

Вернувшись в Москву, я потребовал провести расследование. Провели. Мне была названа фамилия генерала, приказавшего не высылать вертолёт. Его должны были судить.

Но как объяснить Тане, что «осужденный» генерал в порядке наказания уехал в Калифорнию и до сих пор живёт там, в собственном трёхэтажном доме с бассейном? Как?!

Что-то хрустнуло, руку обожгло острой болью. Опустил глаза — ладонь в крови, на ковре — осколки безнадёжно пустого, раздавленного бокала. Черт, нужно выпить, упиться, уйти в никуда! Нет у меня слов, чтобы всё это объяснить!

— Не говори ничего, — голос Тани прозвучал глухо, откуда-то издалека. Потом я ощутил её прикосновение. Потом — горячие губы. Обнял, прижал к себе, пытаясь удержать, не выпустить из объятий, и всё вокруг понеслось, закружилось в терпком, завораживающем безумии.

* * *

Проснулся я от одиночества. В кровати, в номере — не было никого. Машинально, на одних рефлексах, побрёл в ванную. Искать Таню было бесполезно, я знал. Она поступила так же, как и я, — ушла. Не из моего номера. Из моей жизни.

Всё, всё не так. Всё, что я делал, как думал, чем жил. Без особых на то причин ворвался в чужой, отлаженный мир и перевернул в нём всё с ног на голову. Без цели, без смысла. Надо мной летали слоны, а я увлечённо гонялся за сусликами. И вот, догнал одного из них. Зачем?

Решение оформилось, когда я стоял под душем. Вытерся, оделся, заказал завтрак. Закурив, сел на кровать, задумался. Да нет, всё правильно, иначе я не смогу. Набрал номер отца. Личный. Но трубку взял его референт, Филипп. Весёлые Боги, ну почему ты такой умный, папа?!

— Доброе утро, Филипп.

— Здравствуйте, месье Андре.

— Отец… он уже знает о вчерашнем?

— Э-э-э… думаю, что… да.

— Я хочу с ним поговорить.

— Это невозможно. Через двадцать минут у него встреча с президентом. Его запрещено беспокоить.

— Хорошо. Передайте ему, Филипп, что я возвращаюсь в Россию.

— Да, но… он знает. По его распоряжению на ваше имя вчера были забронированы билеты на все рейсы из Амстердама, вылетающие сегодня в Москву и Санкт-Петербург.

Счастливого пути, месье Андре.

Короткие гудки в трубке. «Принцип казино» в очередной раз прокатился по моей жизни, сминая в прах все иллюзии. Ты можешь играть или не играть, выигрывать или проигрывать. Это не важно. Важно то, что казино выигрывает — всегда.

Короткий, без замаха, бросок. Удар об стену. Телефонные брызги.

Весёлые Боги, как же я устал…

«Боинг-737», выполняющий рейс Амстердам — Санкт-Петербург, замечательно справлялся со своими обязанностями. Большой самолёт летел, гудел и покачивал крыльями, изо всех сил стараясь соответствовать солидной репутации авиакомпании SAS. Всё шло просто великолепно. Опытный экипаж, прелестные и предупредительные стюардессы, прекрасный обед, комфортабельный салон бизнес-класса, пара рюмок хорошего коньяка — жизнь моя удалась и по первичным, и по вторичным признакам. И объективно, и субъективно всё было в полном порядке. Кроме одного — какое-то нехорошее предчувствие томило душу. А к подобным вещам я всегда старался прислушиваться.

Слегка вздремнув после «праздника живота», я на некоторое время выпал из реальности. А проснувшись и взглянув на свои часы, здорово удивился. Дорогой швейцарский хронометр беспристрастно констатировал очевидное — по расписанию мы должны были приземлиться минут десять назад. У меня появилось очень неприятное ощущение. Казалось, что мы уже давно не летим, а — летаем. И заниматься этим птичьим делом нам ещё предстояло достаточно долго, ибо ничто не намекало на скорую посадку. Ещё раз недоверчиво изучив циферблат исправно тикающих Breguet, я взглянул в круглый иллюминатор. С той стороны царила положенная в таких случаях благодать, светило солнце, облака расстилались белопенным ковром, и холодно, по всей видимости, было неимоверно. Если это — Пулково-2, то я, пожалуй, выйду на следующей станции. Вокруг явно происходила какая-то ерунда. Окинув новым и заинтересованным взглядом «внутрисалонное» пространство, я лишний раз в этом убедился. Нервозность сквозила в каждом взгляде моих попутчиков. Единственным приятным исключением из общей массы пассажиров был полный пожилой голландец, сидевший рядом со мной. Что бы там ни происходило вокруг, это его явно не волновало. Не обращая ни на кого внимания, мужчина со знанием дела набивал табаком коротенькую, изящно изогнутую трубку. Слава Богам, курить в SAS ещё не запретили.

— Простите, месье… — Он слегка повернулся ко мне, не отрываясь от своего занятия.

— Похоже, я задремал и пропустил всё самое интересное… Самолёт захватили террористы? Или я ошибся рейсом? Насколько мне известно, нам уже давно полагалось быть в Петербурге?

— Какие террористы? — искренне удивился толстяк. Нет, вообще-то голландцы — славные ребята, вот только с чувством юмора у них сложно.

Я поспешил конкретизировать вопрос:

— Я имею в виду — что происходит, почему мы всё ещё в воздухе?

Коротко хмыкнув, он взял в рот трубку и закурил, окутывая себя облачком ароматного дыма.

— Вам повезло так же, как и всем нам, — объяснил голландец между двумя затяжками. — Плохая погода в Петербурге. Все авиакомпании направляют свои самолёты в Хельсинки. Ночевать, похоже, придётся там. Так что… — Не закончив фразы, мой сосед обречённо махнул рукой.

Сочувствующе покачав головой, я отвернулся и вновь прикрыл глаза.

Посещение Хельсинки в мои планы, естественно, не входило. С другой стороны, «у природы нет плохой погоды», и такая неожиданность вполне могла оказаться приятной. Или полезной. Или, в крайнем случае, не слишком вредной для моего здоровья.