Востоковед - Александр Проханов Страница 2

Голос в телефоне был вежлив, холоден:

– Леонид Васильевич, с вами говорит порученец генерал-лейтенанта Строганова. Федор Федорович просит вас приехать.

– Разве Федор Федорович забыл, что я в отставке? – Торобов сжимал в кулаке телефон, из которого раздавался голос, и ему захотелось стиснуть кулак, придушить голос, задавить эти отшлифованные, властные звуки.

– Федор Федорович просит, чтобы вы приехали. – Голос был спокойный, гладкий, как хорошо полированная деталь, работающая в отлаженном механизме. В том, в который прежде был встроен Торобов.

– Почему Федор Федорович обо мне вспомнил?

– Мне неизвестны намерения руководства. Шофер приедет за вами через полтора часа.

Торобов что есть силы сжал в кулаке телефон, но голос успел ускользнуть, оставив после себя затихающий пунктир звуков.

Торобов стоял на снегу, слыша, как дрожит земля. Чугунная крышка, привинченная болтами, сорвала резьбу, сдвинулась с места. Из-под нее била жаркая, ядовитая сила, излетали духи. Танковая колонна шла по горной дороге, и уже горел передовой «Меркава», оператор с кровавым бинтом на лбу вел трубу, наводя «Корнет» на второй выползающий танк, и по всей горе вставали голубые дымы разрывов. Духи, вылетающие из-под чугунной плиты, облекаясь в броню боевых машин, в шелка арабских одежд, в тоскливый крик муэдзинов, – эти духи обступали его. Торобов растерянно стоял на снегу под березой, из которой улетела волшебная сойка.

Через час БМВ с номерами разведки мчала его по дымной Кольцевой. Шофер, думая, что делает пассажиру приятное, включил мелодичную негромкую музыку.

Приемная, где Торобов не был несколько лет, преобразилась. Обрела фешенебельный вид, напоминала салон. Мягкие стулья с гнутыми спинками. Удобный диван с небрежными морщинами кожи. Журнальный столик с кипой иностранных журналов, призванных скрасить ожидание. Просторный стол, уставленный мониторами, селекторами, телефонами. На стене широкая плазма мерцала разноцветными беззвучными изображениями. Несколько посетителей ожидали приема с напряженными спинами, словно не замечали друг друга.

Навстречу Торобову поднялся помощник и любезным, бесстрастным голосом безупречного подчиненного произнес:

– Генерал ждет вас.

Отворил тяжелую, из дорогого дерева дверь, пропуская Торобова в кабинет. И вид этого огромного кабинета, знакомого, сохранившего свое старомодное убранство, взволновал Торобова. Словно в этих стенах остановилось великое время, не подверженное порчам и роковым разрушениям. Все те же смуглые панели, впитавшие дым исчезнувших Табаков. Тяжеловесный стол под зеленым сукном, на котором мерцали хрустальные кубы чернильницы и темнели пятна давнишних чернил. Лампа под зеленым абажуром с латунной каймой, в которую были врезаны пятиконечные звезды. В высоком шкафу с потускневшими стеклами неясно краснели тома с сочинениями основателя государства.

И только на стене висел портрет сегодняшнего президента, а не вождя с вишневой трубкой, дым из которой, казалось, сгустился в дальних углах кабинета.

Генерал поднялся из-за стола, в сером костюме и галстуке с крупным модным узлом, пошел навстречу Торобову. И пока шел, Торобов заметил, как за годы, что они не виделись, усохло и осунулось его лицо, легкие трещинки окружили глаза, от губ к подбородку стекли две темные морщинки – ручейки близкой старости. Но лицо, как и у Торобова, оставалось смуглым от несмываемого загара пустынь, ударов сухих колючих песчинок.

– Товарищ генерал-лейтенант, полковник Торобов прибыл по вашему приказанию, – полусерьезно он щелкнул каблуками.

– Здравствуй, Леня.

– Здравствуй, Федя.

Они обнялись, и Торобов почувствовал, как дрогнуло в его объятиях сухое тело Строганова и тот чуть слышно вскрикнул от боли.

– Плечо, не отпускает который год, – виновато произнес генерал, массируя сухожилие.

– Все та же йеменская контузия? Я думал, она тебя отпустила.

– То легче, то ночами кричу. Клиники, врачи, целебные грязи, массажи. Даже к колдуну обращался. Здесь нашелся один ливиец, который лечит песком Сахары. В кожаный мешочек сыплет горячий песок и прикладывает к плечу. Говорит, что песок сохраняет силу солнца. И мне, не поверишь, это помогает.

– Поезжай в Сахару и заройся в бархан.

– Я теперь, Леня, зарылся в такой бархан, из которого, похоже, не вылезу. Садись.

Они сидели на тяжеловесных стульях с высокими дубовыми спинками, на которых были вырезаны гербы исчезнувшего государства.

– Зачем меня вызвал? Я от всего отошел. Все забыл. Ничего не хочу знать. Вчера читал Пушкина, «Сказку о золотом петушке».

– А о чем сказка-то, Леня? Куда петушок ни глянет, везде враждебная рать. Труба зовет.

– Меня не зовет. Руководству было угодно отправить меня в отставку. Ушел, и дело с концом.

– Не в отставку, Леня, а в действующий резерв. И то же самое руководство поручило мне вызвать тебя.

– В чем дело?

Строганов молчал, морщил рот, словно ждал, когда созреет на губах нужное слово. На стене жалюзи занавешивали карту Ближнего Востока, и Торобов сквозь тонкие пластины жалюзи видел лоскутную пестроту стран, каждая из которых рождала в нем зрелища городов, оливковых рощ, розовых и синих предгорий. В горячем тумане залива двигались танкеры, клубились рынки, бесновались толпы, сверкали зеленые изразцы минаретов, и он, в белой долгополой рубахе, шаркая сандалиями, шел среди богомольцев, и истошно и пламенно звучал из лазури крик муэдзина.

– Ты, наверное, знаешь, как нелегко принималось решение бомбить ИГИЛ [1] в Сирии. Разведка предупреждала президента, что в ответ последуют террористические акты в Москве, на Кавказе, в Поволжье. Армия и дипломаты настояли на проведении операции, и президент согласился. Спустя несколько дней, ты знаешь, после первых ударов по Алеппо и Хомсу, взорвался наш самолет над Синаем. Двести тридцать пассажиров были первой платой, которую мы заплатили за начало боевых действий. Это был страшный удар по репутации президента. Я видел его на Совете безопасности, он был черный, его лицо ходило ходуном. Он сделал открытое телевизионное заявление, где обещал уничтожить террористов, виновных в гибели самолета. На закрытом совещании он приказал любой ценой найти террористов и истребить их, где бы те ни находились. Как это было в свое время с чеченцами, укрывшимися в Катаре. Тогда это была его личная месть. Теперь он хочет выложить перед народом фотографию с убитым Главарем, совершившим подрыв самолета. Мы знаем характер президента. Месть должна состояться. Либо руководство в ближайшее время справится с этим, либо полетят все наши генеральские головы. На выявление организатора брошена вся наша агентура на Ближнем Востоке, задействованы все наши связи.