Охота на авторитета - Владимир Колычев Страница 20

Степан смотрел на нее без осуждения. А за что ее осуждать? За то, что она решила отомстить за свою поруганную честь? Ни для кого ведь не секрет, что деньги и связи сейчас решают все. А у судей золотая лихорадка. За деньги они оправдывают насильников, а изнасилованных делают виновными. И так сплошь и рядом.

Тома не стала никому жаловаться. Она решили наказать подонков собственными силами. И наказала. И, по большому счету, правильно сделала. Если бы эти уроды знали, что их ждет смерть, они бы никогда не полезли на Тому. А так они были уверены в собственной безнаказанности. Отсюда и беспредел. Отсюда бешеный рост преступлений сексуального характера…

– Не было ничего, – улыбнулся Степан. – Ничего не было. Никто тебя не насиловал. Ни тогда, ни сейчас. Забудь об этом… Тем двоим воздалось по заслугам. Эти двое будут жить теперь в вечном страхе. Я об этом позабочусь. И о тебе позабочусь. Чтобы тебе нечего было бояться…

Степан поднялся с дивана, шагнул к двери. Остановился, обернулся. Тепло посмотрел на Тому.

– Я не собираюсь доказывать твою вину. Потому что ты ни в чем не виновна. Так и знай… А с этими двоими разберусь. Ты их не бойся… Пойдем, закроешь за мной дверь.

Он не видел, как Тома поднимается с дивана, как идет вслед за ним. Он широким шагом вышел из квартиры и был таков.

Птаха с ужасом наблюдал за здоровенным уголовником с гнилыми зубами и зловонным дыханием. В камере было душно, поэтому этот тип был без майки. Весь торс, от шеи до пупка, был синий от наколок. Да он и не скрывал, что вся его жизнь с младых ногтей прошла за решеткой.

– Так за что тебя, фраерок, менты повязали? – сиплым голосом спросил уголовник.

Его леденящий взгляд выкручивал душу наизнанку. Птаха поймал себя на желании исчезнуть, раствориться в затхлом мареве тесной камеры. Лишь бы не видеть и не слышать этого тюремного монстра.

– Да я тачку разул, – выдавил он из себя. – Колеса снял, магнитолу…

Хотелось, чтобы голос звучал грубо, весомо. Но вышел какой-то жалкий писк.

– Ты кому свистишь, щегол?

– Да в натуре, все так и было…

Вообще-то они с Тюльпаном на самом деле один раз разули тачку. Колеса сняли, магнитолу. Деньги нужны были. Это у Клюхи с Ляпой черепа конкретно капусту рубят. У Клюхи своя «девятка», Ляпа «десятку» собирался прикупить. Кучеряво пацаны жили, не вопрос. И Птахе нет-нет да помогали бабками, и Тюльпану иногда перепадало. Но нет больше Клюхи с Ляпой. И все из-за той голожопой сучки.

Всякий раз, когда Птаха думал о Томе, от злости он начинал скрежетать зубами. Ведь из-за нее он уже третий день парится в КПЗ. Из-за нее он может схлопотать срок. И Тюльпан тоже. В соседней камере нары шлифует.

– Кому ты баки забиваешь? – угрожающе надвинулся на него уголовник. – Тебя за мохнатый сейф повязали.

– Мохнатый сейф? – захлопал глазами Птаха. – Не брал я никакой сейф.

– А я говорю, брал. Ты телку изнасиловал. Это и есть мохнатый сейф…

– Я не знал…

– Теперь знай. А мы позаботимся, чтобы ты на всю жизнь запомнил. Правда, братва?

Кроме этого здоровяка с татуировками, в одной камере с Птахой сидели еще две уголовные рожи. И сейчас они злорадно скалились.

– А ты знаешь, козел, что ты мою сестру трахнул? – спросил один.

– И мою, – потянулся к нему второй. – Ответить придется…

Дальше все происходило как в кошмарном сне. Все три уголовника скопом навалились на Птаху, животом швырнули на нары. Кто-то стащил штаны, кто-то раздвинул ноги. Птаха пытался сопротивляться, но сильные руки уголовников не давали ему никаких шансов.

– Сейчас, сейчас, – приговаривал сзади здоровяк. – Сейчас я тебя, кочет, распакую!

Птаха знал, что сейчас произойдет. И взвыл от страха и от ощущения собственного бессилия.

– Ну, держись, девочка!

Еще бы чуть-чуть, и случилось бы непоправимое. Но в самый последний момент открылась дверь. И густой бас надзирателя объявил:

– Птахов, на выход!.. Э-э, что тут у вас происходит?

Уголовники не стали пытать судьбу. Оставили Птаху в покое и разлетелись по нарам.

– Я спрашиваю, что здесь происходит? – грозно повторил мент.

– Да тут это, начальник, педик один ко всем пристает, – ответил кто-то.

– Сам пристает, – чуть ли не хором подтвердили остальные. – Штаны снимает и просит, чтобы его продырявили. Эти педики совсем оборзели…

Птаха молчал. Обливался слезами, хлюпал носом и спешно натягивал штаны.

– Убери от нас этого педика, начальник!

– Убираю, – кивнул мент.

Он вывел Птаху из камеры, поставил лицом к стене. И подленько так хихикнул.

– А я тебя знаю. Ты на Поперечной улице живешь, в десятом доме… Так ты, оказывается, педик. Не знал, не знал…

– Вы что, верите им! – взвыл Птаха.

– А то нет. Я ж видел, как ты без штанов был…

– Так это они сами! Вы же знаете, что они сами!

– Не знаю, не знаю… А ну разговорчики! Пошли!

Из изолятора временного содержания Птаха попал на второй этаж отделения внутренних дел. В кабинет к самому подполковнику Круче.

Птаха очень хорошо знал, на что способен этот исполин с тяжелыми кулаками. Уже встречались. Мент шепнул что-то на ухо своему начальнику и исчез. Птаха остался с подполковником с глазу на глаз. Снова появилось предательское желание провалиться сквозь землю.

– Отпускаю я тебя, Птахов, – сказал начальник. – Считай, что тебе повезло…

– Как отпускаете? – Птаха не мог поверить собственным ушам.

– А так. Тамара Челкина отрицает факт изнасилования. Я же просто не хочу связываться с таким дерьмом, как ты. В общем, считай, что тебе повезло. Больше трех дней под стражей мы тебя держать не можем. Поэтому можешь сваливать…

Ноги сами оторвали задницу от стула и понесли к выходу из кабинета.

– Ты куда? – осадил Птаху мент. – Разговор еще не закончен…

Пришлось Птахе возвращаться на место.

– Мне тут сказали, что ты у нас педрила… Извини, я хотел сказать, гей. Так вас сейчас называют, да?

– Кого это нас? – заколотился Птаха. – Я не гомик! Брехня все это!

– А мне сказали, что ты к сокамерникам приставал, делал им непристойные предложения.

– Не было этого! Меня хотели изнасиловать…

– Ну, это ты зря. В нашем изоляторе никого не насилуют. Это в СИЗО опускают всех кого не лень. А у нас в изоляторе с этим делом очень строго. У кого хочешь спроси.

– Ни у кого я спрашивать не буду. Я знаю, что меня хотели изнасиловать. Знаю, и все!