Афганский шторм - Николай Иванов Страница 22

– Ну что же, – вернулся на свое место Симоненко. – Кое-что вы для меня прояснили. Доклад и справки свои вы мне оставите, – протянул он руку за листочками, которые гости вытащили из своих папок. – Да, совсем забыли про чай. Вера Васильевна, ради Бога, пусть Лена принесет нам еще чайку, а то этот остыл…

27 ноября 1978 года. Кабул

Заплатин хотел уже вылезти из машины, когда прервалась музыка в хрипящем радиоприемнике и водитель с переводчиком разом прильнули к нему, вслушиваясь в сообщение диктора. Он вынужден был толкнуть старшего лейтенанта – не забывай переводить, и тот запоздало кивнул.

Неделю назад Василий Петрович убрал от себя Диму, прежнего переводчика, узнав, что тот отчитывается перед представителем КГБ о всех встречах Заплатина и его беседах, причем не только с афганцами, но и со своими товарищами. А он, глупый, еще удивлялся, откуда у представителей особого отдела полная информированность о его делах. Заметив, что Дима после каждой встречи под любым предлогом хоть на несколько минут, но исчезает в комнате особистов, вызвал его и приказал собирать вещи. Слежка возмутила, выбила из колеи: неужели и в наше время еще существует подобное? То, что необходимо, он сам доложит куда следует, а иметь под боком человека, который следит за каждым шагом и каждым словом – увольте! А если нет доверия, он уедет в Союз тут же.

– Да ничего не рассказывал, зачем поднимать шум, – после того как он выставил из кабинета переводчика, прибежал особист. Но это лишний раз подтвердило, что именно к ним прокладывал дорожку Дима. – Хотите, поменяйте его, берите любого другого на выбор.

– И что, любой точно так же будет вас информировать?

– Василий Петрович, мы выполняем здесь каждый свои задачи. Вам нужен переводчик или вы сумеете обойтись без него? – наконец прямо поставил вопрос особист.

Спросил, прекрасно зная, что не обойдется. И вот теперь идет притирка Заплатина с новым переводчиком.

– Ну, что там? – поторопил Заплатин. – О пленуме?

– Да, сейчас, – отозвался старший лейтенант.

О сегодняшнем пленуме ЦК НДПА знали немногие, но если решили передавать по радио сообщение о его работе, значит, он уже закончился.

– Значит, так, – устраиваясь поудобнее, начал переводчик. – Идет информационное сообщение о пленуме. Семь членов ЦК и два члена Ревсовета – Бабрак, Кештманд, Нур, Анахита и другие, всех не запомнил, которые принимали активное участие в предательском заговоре… – В этом месте переводчик догнал диктора и начал переводить синхронно: – …против Великой Апрельской революции, против ДРА и против нашей славной партии, из которых шестеро не вернулись на родину, с тем чтобы дать отчет о своих делах, исключены из НДПА.

Сделал паузу диктор, перевел дыхание переводчик. Вновь сначала вслушался в текст, зазвучавший в эфире, потом начал перевод:

– Четыре члена ЦК, фамилии все незнакомые, которые тоже причастны к этому заговору, на данном этапе исключаются из состава ЦК и переводятся в кандидаты в члены партии, с тем чтобы они могли бы перевоспитаться на основе критики и самокритики… – Послушав еще немного, сообщил: – Через несколько минут будут передавать текст выступления Тараки на пленуме.

Ну что ж, и без речи Тараки итог ясен. Значит, удар по «Парчам» нанесен под самый корень. Тут уж приходится думать, для блага ли это самой партии, да и страны в целом? Что выиграет, что потеряет Тараки после этого пленума?

– Я буду у главного военного советника, там у него и послушаю продолжение. А вы на сегодня свободны, – отпустил машину Заплатин.

Глава 7 Русский советник – во главе Афганской армии . – Коран запрещает брать чужое . – Армия – под присмотром Амина . – «Не в наших интересах делать Москве такой подарок»

Конец 1978 года

С 1978 годом Афганистан прощался сравнительно спокойно. Собственно, это был и не его праздник: по календарю лунной хиджры мусульманин вступает в новый год – Навруз – в середине марта. Но в Кабуле к этому времени собралось такое количество советских специалистов и советников, что афганцы тоже почувствовали 31 декабря праздником. Их приглашали в гости, и они с радостью соглашались, образно говоря, дважды ступить в одну и ту же воду.

Что же уходило вместе с 1978 годом в Афганистане?

Уходил год Великой Апрельской революции – к этому времени ее уже стали называть именно так. Великий вождь и учитель Нур Мухаммед Тараки, чьи портреты незаметно заняли стены домов, кабинетов, школ, больниц, уверенно вел афганский народ к построению бесклассового общества. Были приняты главные законы страны – о земле и воде. Ну и самое историческое событие под занавес года – подписание 5 декабря с Советским Союзом в Москве Договора о дружбе и взаимной помощи.

Вопрос о подписании Договора представлялся настолько важным, что 2 декабря специально был созван пленум ЦК НДПА, на котором утверждался состав делегации. Кроме подписания Договора планировалось заключение множества соглашений практически во всех областях, и пленум после долгих дебатов решил: в Москву выезжает все афганское правительство. Единственное – решили не называть в прессе в составе делегации Амина: пусть все думают, что в стране остался он. Тараки же перед самым отлетом вызвал к себе Заплатина:

– Товарищ Заплатин, мы все улетаем завтра в Москву на подписание Договора.

– Счастливого пути, – пожелал генерал, еще не зная о цели вызова.

– Спасибо. Ну а управление армией мы решили доверить вам. Остаетесь старшим.

– Я? – Заплатин быстро перебирал в памяти приближенных Тараки: а почему не Амин? Значит, он тоже летит? Но тогда ведь есть еще главный военный советник. Посол, наконец.

Тараки словно угадал его мысли:

– Понимаете, для нас армия – это все. Наш народ любит армию, а в армии уважают вас. Так что придется дня три-четыре побыть главой.

– Есть, товарищ Тараки.

– Вот за это я и люблю военных, – обнял Василия Петровича Генеральный секретарь.

В Москве афганской делегации оказали самый теплый прием, какой только можно было ожидать. Открыт, откровенен и любезен был Брежнев. Амин очень плодотворно провел переговоры по военным вопросам в Генеральном штабе с Огарковым. Здравоохранение, геология, торговля, туризм – все подписывалось, прогнозировалось на будущее. Разве только что о полете в космос не договорились. Удачным виделся Договор для обеих сторон.

На фоне всего этого были, конечно, и тучи на афганском небосклоне. Достаточно сложно шла земельная реформа. Тут впервые революционное правительство столкнулось с парадоксальной ситуацией. Крестьяне, умиравшие от голода, мечтавшие и молившиеся о клочке собственной земли, ее, конфискованную у феодалов… не брали.

– Земля не моя, а Коран запрещает брать чужое, – открещивались они от подарка революции.

Конечно, не только и не столько Коран являлся причиной отказа. Помещики широко разводили руками, представляя земельным комитетам свои поля, – берите, ничего не прячу. Дружелюбно приглашали гостей испить чашку чая. Но зато ночью к тем, кто осмелился взять себе надел, приходили нанятые баем нукеры. И уже на следующий день во всей округе трудно было найти человека, который согласился бы взять землю, – жизнь дороже. А что делать, если новая власть – только до наступления сумерек. Бумажка с непонятной печатью не защищала от ночных гостей.