Великолепная пятерка - Сергей Гайдуков Страница 23

— Я думала об отпуске... — сказала Марина, поймав тот краткий промежуток времени, когда Борис уже приехал с работы, но еще не завалился спать.

— Знала бы ты, как часто я о нем думаю, — пожаловался Борис. — Иногда мне кажется, что я просто не доживу до июля...

— Случайно зашла в турагентство... Там неплохие туры по Европе. Как ты на это смотришь?

— Мы поедем в Турцию, — сказал Борис, на ощупь отыскивая чашку с кофе. Странно, но его уже не спасали и тонизирующие напитки. То ли он слишком утомился, то ли все дело было в нервах.

— Мы уже были в Турции, — напомнила Марина, и Борис услышал в ее голосе легкое неудовольствие. — Мы там два раза были. Мне кажется, достаточно. Почему бы не съездить в Европу?

— Потому что у нас пансионат в Турции, — пояснил Борис. — А в Европе у нас нет пансионата. Говорят, будто в Испании что-то там затевается, но это все еще вилами на воде писано...

— То есть тебе на работе опять дают путевку в Турцию?

— Угу...

— Ну так откажись.

Борис нахмурился и отлепил спину от мягкой спинки дивана.

— Я не могу отказаться.

— Как это?

— Потому что мне ее не предлагают. Мне ее дают. В данном случае это все равно что командировка. От этого не отказываются.

— Это бред какой-то... Это отпуск, а не командировка!

— Это отпуск с ограничением свободы передвижения. Или мы едем в Турцию, или мы вообще никуда не едем.

— Да кто это придумал?!

— Большие люди, — Борис потыкал пальцем в потолок. — Не переживай, это не только меня касается...

— Я вчера разговаривала с женой Бондаренко, так они едут на Мальту! Они не едут в Турцию!

— Бондаренко? — Борис наморщил лоб. — Ну, значит, у того отдела, где работает Бондаренко, пансионат на Мальте.

— Они сами так решили! Они сами решили поехать на Мальту — и они едут! Почему мы не можем сами решить?!

— Это жена Бондаренко так думает — будто она сама решила... На самом деле за нее все уже давно было спланировано. Или... Это тот Бондаренко, что на третьем этаже? У которого собака?

— Да, это он...

— Ну, — снисходительно усмехнулся Борис. — Его могут отпустить куда угодно. Хоть в Израиль, хоть в Штаты. Потому что он ноль. Потому что он не представляет никакой ценности. О нем не беспокоятся, как обо мне.

— А ты, получается, очень ценный?

— Получается, так.

— Из-за твоей ценности мы будем до конца жизни ездить в один и тот же пансионат?!

— Я же сказал, будет еще в Испании...

— А может, из-за твоей ценности нам с Олеськой скажут сидеть дома и на улице не показываться?! Что это за дурацкие правила?! Кто им дал такое право — лишать людей свободы выбора...

— Фирма обеспечивает нашу безопасность, — скороговоркой, как само собой разумеющееся, проговорил Борис. — В обмен на это мы жертвуем частью своих свобод. Мне кажется, это разумный обмен. В том турецком пансионе ты можешь быть полностью спокойной за Олеську, за себя, за меня...

— То есть для тебя — это нормально?

— Это для меня приемлемо.

— Ты стал просто как зверек какой-то дрессированный... Тебя приручили, раскормили, вот ты больше и не замечаешь, что сидишь в клетке.

— Ты тоже сидишь со мной в клетке, — напомнил Борис. — Эта клетка стоит не меньше трехсот тысяч долларов...

— Квартиры из жилого комплекса не продаются на свободном рынке, — напомнила Марина. — Так что цена ей не триста тысяч баксов. Ее цена — это твоя и моя свобода...

— Ты не в настроении сегодня, — заметил Борис. — Это странно. Ты же специально ушла с работы, чтобы не дергаться, не нервничать...

— Вероятно, я ошиблась. Источник моих стрессов — не в работе, а в доме. Точнее, в осознании того, что я по-прежнему не могу делать то, чего хочу.

— Лично я хочу спать, — признался Борис. — И ты можешь обижаться сколько вздумается, но когда я приползаю с работы, а ты мне начинаешь жаловаться на свои трудности, выдуманные за день... Как-то мне не очень все это нравится. У меня и на работе хватает головной боли.

Только он это сказал, как головная боль действительно пришла. Только он это сказал, Марина и вправду обиделась. И никак не отреагировала на просьбу мужа поискать растворимый аспирин. Борис поворчал и сам пустился на поиски, которые закончились ничем. Борис поворчал чуть погромче, но потом все же накинул куртку, вышел из квартиры, спустился на лифте вниз и двинулся в сторону круглосуточного супермаркета, где работал и аптечный киоск. Идти было всего ничего, к тому же Борис надеялся, что свежий воздух подействует благотворно и изгонит головную боль еще до дверей магазина.

Ему и вправду полегчало, но не настолько, чтобы он забыл о лекарстве. Под мирное тявканье выгуливаемых собак Борис добрел до супермаркета, толкнул дверь и оказался в радостном разноцветном мире сотен совершенно необходимых товаров, замерших на длинных полках в ожидании покупателей. Борис скорым шагом миновал продовольственную секцию, преодолел залежи хозяйственных товаров и уперся в стену — аптечного киоска на прежнем месте не было. Озабоченный, он развернулся и стал прочесывать супермаркет ряд за рядом — как назло, ни одна из болтливых продавщиц-консультантов на пути ему не попадалась: они словно попрятались и ждали, когда перестанут быть Борису нужными.

Наконец Борис вспомнил о существовании подвешенных к потолку указателей — задрав голову, он стал высматривать нужную ему надпись и вроде бы уже высмотрел в дальнем конце торгового зала...

— Здравствуйте.

— А? — Борис оглянулся и не сразу понял, от кого исходит негромкое приветственное слово. Высокорослый прыщавый парень стоял у полки с мужскими дезодорантами, слева от него призывно улыбалась картонная девица с новым шампунем в руках, а еще левее стоял, чуть ссутулившись, немолодой мужчина в расстегнутом длинном плаще, под которым виднелся дорогой костюм. По костюму Борис его и узнал — это был сосед по просмотровому залу. Шестнадцатый этаж главного корпуса, сектор "Д". Мужчина смотрел на Бориса немного смущенно, будто просил о каком-то одолжении.

— Здравствуйте, — сказал Борис. Высокий парень обернулся, убедился, что обращаются не к нему, и удалился в недра парфюмерного отдела.

— Мы виделись, — не очень уверенно сказал немолодой мужчина и сделал шаг навстречу Борису. Это движение пояснило многое — в кейсе, который мужчина держал, зазвенели, столкнувшись, бутылки. От самого держателя кейса повеяло алкоголем, а небольшая коробка, которая была у мужчины в другой руке, судя по надписи, гарантировала избавление от запаха спиртного изо рта.

— Я помню, — ответил Борис, не двигаясь с места и пытаясь сообразить — не допускает ли он ошибки. Должен ли он признавать факт того просмотра? Должен ли он обсуждать тот просмотр, если мужчина начнет такой разговор? Не ошибся ли он, когда сказал человеку с кейсом: «Помню»? И не провокация ли это? Не продолжение ли это проверки со стороны СБ?