День джихада - Александр Щелоков Страница 23

В комнате горела керосиновая лампа: электричество в аул уже давно не подавали. Более года назад подорвали несколько опор линии высоковольтки, а заниматься их восстановлением было некому.

Деша в легком домашнем халате, смотрела на гостя с удивлением. Он все-таки пришел! Она собралась что-то сказать, но Салах опередил ее. Он шагнул к хозяйке, обнял ее за талию, притянул к себе. Сопротивляясь, Деша уперлась в его грудь локтями и, отворачиваясь, запрокинула голову. Но его губы уже коснулись ее губ.

Поцелуй оказался неожиданным, и Деша на мгновение потеряла способность к сопротивлению. Губы были самой уязвимой точкой в ее обороне.

Медленным скользящим движением левая рука Салаха скользнула по ее спине к затылку. Женщина вздрогнула, словно от ожога. И эта дрожь заставила ее утратить остатки стойкости. Она со стоном обхватила шею Салаха обеими руками и прижалась к нему гибким пылающим телом.

Салах подхватил ее и легко, как ребенка, перенес к постели.

Вместе с искренним ужасом и стыдом от того, что она так легко подчинилась мужчине, но вместе с тем и со страстным желанием, чтобы его смелость не иссякла, в Деше пробудилось нестерпимое, почти забытое желание гореть и плавиться. Она прогнулась в пояснице, стараясь прильнуть к нему плотнее, и впилась ногтями в спину.

Она стонала, громко, во весь голос, чувствуя, как наплывают горячие волны ни с чем не сравнимого сладострастия. Она словно оторвалась от земли, ощущая полнейшую невесомость, и ей хотелось подниматься еще выше и выше. В глазах плыл медовый туман. Необычайная радость надвигалось на нее, подавляя все мысли, кроме одной — пусть это поскорее свершится… о, как оно близко… о, как оно…

Крутая волна наконец обрушилась на нее, выбросив прочь с этого бренного света, где война и горе, где заботы и безысходность…

Она глубоко вздохнула, возвращаясь к реальности — медленно, будто всплывала в живой мир из тумана беспамятства.

Деша открыла глаза и увидела над собой лицо Салаха.

— Милая!

Он коснулся ее губ своими, мягко, но повелительно прижимая к себе. Она сделала движение ему навстречу, к своему ужасу поняла, что не в силах сопротивляться. И вновь жаркая страсть кинула их навстречу друг другу, опалив, смяв, заставив стонать и радоваться…

Словно расплавившись в знойном мареве, они лежали рядом. Деша задумчиво водила пальцем по его груди.

— Скажи, Салах, только честно, ты пришел ко мне потому, что решил, будто я доступная женщина?

— Нет, Золотая, я ничего такого и не думал. Сегодня увидел тебя, и ты сразу мне понравилась. Ты обижаешься?

— Нет, — ответила Деша шепотом, — не обижаюсь. Только не пойму, зачем я тебе? Разве мало было женщин там, где ты служил?

— Мало. Ты ведь именно это хотела узнать?

— Да.

— И потом ты видишь, что происходит вокруг…

Салах поцеловал ее в щеку и губами коснулся уха. Она опять ощутила, как где-то в глубине тела вновь рождаются разбуженные недавно желания.

— Да, — едва слышно выдохнула Деша.

— Возможно, меня убьют. Не сегодня, завтра…

Деша плотно прильнула к Салаху пылающим гибким телом, стараясь внушить ему свое томление. Он это почувствовал и сжал ее в объятиях порывисто и сильно.

И опять их захватила вспыхнувшая схватка чувств. Прошло немало времени, прежде чем Деша смогла продолжить тихий разговор.

— Давай уйдем отсюда? Возьмем мою сестру Нарбику и уйдем…

— Уйдете отсюда ты и мой сын… если он у нас с тобой будет…

— Обязательно будет, — Деша глубоко вздохнула, словно ей не хватало воздуха. — Давай уедем!

— Мне уезжать нельзя.

— Почему?

— Милая, Золотая моя. Ты ведь все понимаешь сама. Мне нельзя. Где бы я потом ни оказался, меня будут звать чеченцем, который испугался войны. Подлецы всегда хитрые. Они знали, как положить чеченцев в этих горах. Причем положить так, чтобы никто из нас не сказал: «Я не хочу умирать».

— Неужели ты, человек с высшим образованием, не можешь встать выше диких обычаев? Ты, такой умный, самостоятельный, смелый…

— Не могу. Глупо, но это так. Женщина может и, наверное, долина осуждать войну. Но мужчина обязан воевать: победить или погибнуть. Даже если он понимает, что делает позорное, никому ненужное дело.

Деша заплакала. Беззвучно — он ощутил, как вздрагивали ее плечи. Языком коснулся нежной щеки и слизнул солоноватую каплю. Деша плотнее прижалась к нему, к его широкой груди.

— Я не хочу лишаться тебя. Не хочу, не могу, не буду!…

Салах даже зубами скрипнул от неожиданной злости. Его всегда доводила до бешенства мысль, что в любой войне главными жертвами всегда становятся невиновные люди. Дети. Женщины. Старики. Будь прокляты все, кто стреляет! Будь проклято все, чем можно убить!…

— Сделаем так, — сказал Салах твердо, как говорил всякий раз, приняв командирское решение. — Я отправлю тебя подальше отсюда.

— Нет, — возразила Деша, — я останусь с тобой до конца. Когда-то ж война прекратиться?

— Тебе лучше уехать, — его настойчивый тон стал мягче, спокойнее. — Стрелять в наших краях будут бесконечно долго. Сейчас стреляют, потому что борются за независимость. А когда получат, начнут делить власть. А ее без перестрелок не разделишь…

— Даже если так, я все равно останусь. А вот заставить уехать отсюда Нарбику — это просто необходимо.

— Хорошо. Давай в первую очередь. Но затем — тебя!

Впервые в своей командирской жизни Салах, принял компромиссное решение.

Какая любовь может существовать без уступок?…

До полудня еще не далеко, но солнце уже раскочегарило свою топку и палило нещадно.

Полуян брел по теневой стороне улицы, заранее предвкушая удовольствие: вот придет домой, встанет под прохладный душ…

До дома оставалось совсем недалеко, когда за спиной послышались торопливые шаги. Обычно на подобное не обращают внимания: мало ли кто быстро идет по улице! Но Полуян спиной почувствовал — догоняют именно его. Неприятное ощущение собственной незащищенности оказалось столь велико, что он сошел с дорожки и остановился у высокого тополя. Увидел майора с авиационными крылышками в петлицах. Увидел и сразу узнал: это был военный контрразведчик Денис Резванов, с которым они, теперь уже «когда-то», служили в Афгане.

— Полуян! — Резванов остановился, снял фуражку и вытер лоб платком.

— Ну, ты ходишь! Облом! Еле догнал.

— А ты давно здесь?

— В Ковыльной? Больше года. Обслуживаю вертолетный полк. Ты мне нужен!