Пиранья. Первый бросок - Александр Бушков Страница 24

– Сомневаюсь. Виктория где-то там,– он показал за окно.– Воти все, что тебе здесь скажут...

– Ну, это уже кое-что...– проворчал Мазур.

Не меняя позы, вынув только трубочку изо рта, старик вдругоглушительно проорал что-то на креольском. Тут же вошла толстуха, неся жестянойбидончик и две пластиковые кружки. Хозяин разлил по ним мутновато-белуюжидкость, пригубил свою, кивнул Мазуру:

– Пиво. Из сахарного тростника. Называется бакка.

Мазур отважно попробовал сладкую, хмельную жидкость –что ж, не так уж плохо... Психология простого человека одинакова под всемигеографическими широтами: он всегда найдет, из чего приготовить алкогольныйнапиток.

– Есть хочешь? – поинтересовался старик.

Мазур хотел, но из гордости мотнул головой:

– Да нет. Мне бы в Викторию...

– Чтобы суетиться дальше?

– Что поделать... Судьба.

Старик оживился:

– Ты мне подал хорошую мысль, юный белый человек. Давайбудем смотреть твою судьбу. Мне, знаешь ли, скучно. Старость – это нетолько спокойствие, но еще и скука... Люди забредают реже, чем хотелось бы...

Мазур невольно отстранился:

– Ты гадание имеешь в виду?

– Не совсем,– терпеливо сказал старый лесовик.– Точносказать человеку, что с ним случится, никто не может. У людей это неполучается, что бы там всякие городские шарлатаны ни плели... А посмотретьсудьбу – это совсем другое. Шарлатанство тут ни при чем...– Он судивительным проворством наклонился вперед, сцапал Мазура за руку, прежде чемтот успел отпрянуть, вывернул ее ладонью вверх, высыпал на ладонь пригоршнюкосточек и бросил сверху яркое петушиное перо.

От растерянности Мазур застыл, как статуя. Старик темвременем принялся водить по его ладони указательным пальцем, выписывая имкруги, вороша косточки – ловко, так, что ни одна не упала и перо осталось наместе. За окном взахлеб чирикали какие-то мелкие птахи, хижину косо пронизывалисолнечные лучи, полные лениво пляшущих пылинок.

– Ты еще никого не убил,– сказал старик.– Но убьешь тымногих.

– Это плохо? – настороженно поинтересовался Мазур.

– Не плохо. И не хорошо. Это жизнь. Пусть ваши священникиломают себе голову, объясняя насчет плохого и хорошего. Я-то просто смотрю. Тымногих убьешь. Больше всего среди них будет таких, кто и сам соберется тебяубить... но будут и другие. Всякие. Которые тебя убивать вовсе не собирались. Утебя будут медали и еще много чего...

– Вот это уже веселее,– натянуто улыбаясь, сказал Мазур.

– Думаешь? Кто знает... Ты будешь много странствовать посвету, не потому, что ты сам так хочешь, а оттого, что этого захотят другие. Многоповидаешь...

– А как насчет женщин? – поинтересовался Мазур громче,чем следовало бы. Все эти процедуры вроде бы и в самом деле попахивалинеподдельным угадыванием, но в конце концов цыганки откалывают номера ипочище...

– Женщин у тебя будет много,– усмехнулся старик.– Самыхразных. Я по твоему лицу вижу, что тебе стало в глубине души приятно ивесело... Это опять-таки от молодости. Потом-то ты поймешь: чем больше женщин,тем больше хлопот и проблем.

– У меня с одной-единственной женщиной целая куча проблем,–неожиданно для себя поделился Мазур наболевшим.– Можно узнать, выйдет она заменя замуж или нет?

– Можно-то можно, может, и можно... а вот нужно? Вдруг тебепотом от этого будет только грустнее? Хочешь знать точно?

Мазур долго молчал, усиленно пытаясь себе вдолбить, чтостарый знахарь от скуки попросту валяет дурака. Совершенно бесплатно, изчистого развлечения вешает лапшу на уши захожему белому страннику. Страсть кшуткам и розыгрышам обитает под всеми широтами.

И все же некий островок сознания нашептывал, что ко всемуэтому стоило бы отнестись и серьезнее...

– Нет,– сказал он в конце концов.– Не хочу знать точно.

Старик торжествующе поднял корявый палец:

– А знаешь, юный белый человек, в тебе все-таки больше ума,чем глупости... Может, из тебя еще и выйдет толк. Никогда не нужно знать точно.От этого одни неприятности. Когда я был в твоих годах и у меня было большеглупости, чем ума, меня однажды попросил один сержант сказать ему точно. Глупыйя был, твоих лет... Я же не виноват, что видел точно: он не вернется, он будетлежать, и в нем станут копошиться черви... Он очень хотел знать, и я сказал...

– И что? – шепотом спросил Мазур.

– Плохо получилось. Совсем плохо. И сам умер раньше, чем емуследовало, и еще нескольких за собой потянул... Давай лучше поговорим оженщинах. Они тебя, по-моему, гораздо больше интересуют... а знаешь что? Хочешько мне в ученики?

Мазур не на шутку опешил:

– Я?!

– А почему нет? Это глубоко неважно, белый или черный. Лишьбы оказался способным. Кое-что,– он сделал широкий жест, обведя рукойвнутренность хижины,– есть только у меня, и будет обидно, если оно уйдет сомной... Оставайся. Буду тебя учить. Но это надолго...

«Нет уж, спасибочки,– подумал Мазур.– Наслышаны. Проколдунов, которым непременно нужно уцапать кого-нибудь за руку в преддвериисмерти – чтобы передать умение. А потом к „счастливчику“ заявится шайкамохнатых и рогатых и объявит, что отныне он с ними повязан не только на всюоставшуюся жизнь, но и... Черт, да что мне такое в голову лезет? Я что,всерьез?»

– Нет, спасибо,– сказал он решительно.– Это не по мне.

– Как знаешь...– старик разразился перхающим смешком.– И всеже старому черному человеку интересно было бы тебя кое-чему научить.

– Например?

– Сложностям жизни. Для молодых жизнь всегда слишком проста,неважно, живут они в деревне на острове или в огромном городе белогочеловека...

– Ну, это, откровенно говоря, не обо мне,– сказал Мазур, ужечуточку захмелевший,– за разговором они ухитрились осушить бидончик до дна.—Я итак знаю, что жизнь штука сложная, уж поверь.

– Все равно,– ухмыльнулся старик, отчего морщины на его лицесложились в диковинные узоры.– Чем больше новых сложностей – тем серьезнееначинаешь относиться к жизни...

Он вновь оглушительно заорал, и толстенная черная теткаприволокла новый бидончик, полный, сохраняя на лице прямо-такиинтернациональное выражение – молчаливое неодобрение законной супруги,вынужденной наблюдать, как муженек квасит со встречным и поперечным. Плюхнула посудинуна пол между ними так, что взлетело облачко пыли.

– Возьмем женщин,– продолжал старик, наполняя кружки.– Тыуже успел сообразить, что с ними много сложностей, но вот далеко не всесложности знаешь...

– Ты о чем? – поинтересовался Мазур.