Пес войны - Валерий Рощин Страница 24

«Не уголовник, — отметил про себя майор. — Вид, не взирая на обстановку, интеллигентный; держится с достоинством; говорит правильно… К тому же в застенках Управления ФСБ совсем не место заурядным уркаганам. Видать, как и я — застрял здесь по более „уважительным“ причинам…»

Усевшись рядом на нижней полке, они помолчали…

Потом разговор разошелся как-то сам собой. В темноте мужчины почти не различали лиц друг друга, оттого, вероятно, и не стеснялись изливать душу — делились сокровенным, давно наболевшим…

Сокамерник находился в изоляции больше месяца, а инкриминировалось ему участие в покушении на Президента Чеченской Республики. Хотя, по его же словам, никакого отношения к данному деянию он не имел. Просто очутился в неурочный час в ненужном месте…

Он оказался вполне приятным собеседником — с расспросами не лез; когда Сашка в своих повествованиях брал паузу, не решаясь чего-то высказать, с охотой принимал эстафету и излагал собственные злоключения. Живописал о них подробно, в красках и с комментариями, после чего и сотруднику ОСНаз «Шторм» уже не казалось излишним поведать об умалчиваемых ранее деталях…

Часа через два у него возникло устойчивое ощущение, будто он знает этого человека много лет.

— Послушай, Александр, — чуть понизив голос, сказал вдруг тот. — Ты понимаешь, что преступления, в которых нас обвиняют, тянут на очень долгие сроки?

Ответом прозвучал протяжный вздох Баринова.

— Если даже не упрячут за решетку пожизненно, так приговорят годам к двадцати, — с безнадегой продолжал пожилой товарищ по несчастью. — У тебя-то имеется шанс пожить по-человечески после пятидесяти, а у меня — увы…

«После пятидесяти!..» — мысленно содрогнулся спецназовец.

— Я уже давненько тут обосновался — лежу целыми сутками, размышляю… — ненавязчиво куда-то клонил сокамерник. А после непродолжительного молчания внезапно огорошил: — Созрел у меня один планчик намедни, но одному не осилить — напарник необходим. Ты, полагаю, сгодился бы. Хочешь рискнуть? Никакой, как выражаются в уголовной среде, мокрухи, — исключительно интеллектуальная работа. Через пару-тройку дней будем на свободе. Ну, так как?

Некоторое время майор сидел неподвижно. Глаза давно свыклись с темнотой — он прекрасно различал черты сухопарого Сергея Марковича, в томительном ожидании не сводящего с него трепетного, умаляющего взора. Теперь спецназовец без труда мог определить его возраст. Пятьдесят или пятьдесят пять… И все опасения того закончить жизнь за колючей проволокой, виделись вполне оправданными. Убогое убранство их нынешнего незавидного пристанища, которое, скорее всего, станет родным на неопределенно долгое время, так же отныне не скрывалось темнотою.

— Ну, так как, Александр?.. — снова жалобно напомнил о себе сосед.

Сомнения бередили голову Сашки не долго…

— Нет, — решительно отвечал он, вставая с нижнего яруса жестких, неудобных нар. — Не от кого мне бежать и скрываться. Коль чувствовал бы за собой вину — подумал бы над вашим предложением… Возможно я наивен, но не верю и мысли не допускаю, что, не разобравшись, засадят на многие годы. Не может такого быть — не в тридцатые годы прошлого столетия живем…

Он готов был продолжать свой страстный монолог с тем, чтобы доказать, убедить собеседника в пагубности его намерений. Но тот вдруг встал, оказавшись рядом; положил руку на плечо молодого человека, слегка сжал… Затем подошел к глухой массивной двери, зачем-то стукнул по ней дважды и, выждав секунду, бухнул еще раз. Дверь сразу же бесшумно отварилась…

В широкой полосе ворвавшегося яркого света Баринов узрел довольное лицо приятеля по предстоящей изоляции, расплывшееся в широкой, доброй улыбке. Приблизившись, он похлопал его по тому же плечу и изрек совсем другим, доверительным голосом:

— Похвально, майор. Не взыщи за эту проверку — по-другому в нашем деле нельзя. Пойдем, провожу до кабинета Полевого. Полковник, небось, заждался…

— Разрешите? — зайдя за ними следом в апартаменты полковника, справился провожатый — бывший «сокамерник».

— Заходи, Сергей Маркович… — мимолетно отвечал тот, расхаживая возле висевшей на стене картины и поправляя на ходу узел галстука. — Знакомьтесь, майор — мой помощник подполковник Близнюк Сергей Маркович. Большой души человек, отменный психолог. Я без него, как без рук…

Александр понемногу отходил от стремительно менявшегося, словно в калейдоскопе, развития событий. Здесь, при нормальном дневном свете сосед по камере произвел на него еще более приятное впечатление, нежели в подвале: рослый, подтянутый, с густой сединой на висках. Чуть заметные «оспины» обильно покрывали щеки и скулы; взгляд же был открытым, доброжелательным.

— Садись, майор. Еще раз приношу извинения за инсценировку — служба такая… — пряча усмешку, произнес Полевой и обратился к подполковнику: — Ну-с, наш подопечный показал себя с приличной стороны?

— Более чем, — кивнул главный разводчик.

— Что ж, весьма рад.

Сам он возвратился к креслу, занял привычную позу для долгой беседы, еще разок взглянул на спецназовца, подивившись про себя правильным чертам его лица, отлично сложенной фигуре, и начал с шутливой улыбкой:

— Надеюсь, подполковник, допрос «перебежчика» прошел без эксцессов?

— Почти, — вздохнул тот.

— Серьезных жертв нет?

— Егоров немного пострадал…

— Что с ним? — искоса глянул на подчиненного Полевой.

— Пара ребер сломана.

— Хм, — покачал головой полковник. — Ну, не страшно… Оформим больничный — отлежится. Думаю, он не в претензии.

— Я боле вам не нужен? — поинтересовался Близнюк.

— Спасибо, Сергей Маркович. Вы свободны…

Когда подполковник вышел, Полевой спрятал свою веселость и уже серьезно воззрился на молодого человека, усевшегося на стул подальше от начальственного стола. Затем, полистав какую-то папку, вздохнул:

— То, что ты, майор, по ходу недавней операции растерял почти всех своих людей — плохо. Но и мы понимаем: на войне не всегда получается без потерь, и никто за это взыскивать не собирается.

Он снова сделал паузу, дабы тот осмыслил сказанное, а Баринов с удивительным безразличием осматривал убранство кабинета, словно заглянул сюда по случаю, мимоходом. Хозяин же сих апартаментов продолжал тише прежнего, вкрадчиво и с едва уловимым налетом пессимизма:

— Один только факт настораживает и не позволяет поздравить тебя с окончательным возвращением в строй — пребывание, а потом и чудесное избавление из плена. Увы, но эта страничка в твоей биографии может подпортить очень многое в жизни…

Закончив короткий монолог, полковник встал с высокого, сработанного под старину деревянного кресла и прошелся взад-вперед вдоль ряда оконных переплетов. Меж собеседниками повисло безмолвие…

— Давайте, товарищ полковник, к делу, — подал голос уставший от угроз Сашка. — Если вы предложите посильную для меня задачу — я постараюсь ее выполнить. Но прежде хотелось бы обговорить условия.