Атлантическая премьера - Леонид Влодавец Страница 25

— Знаете, сеньор Лопес, — произнес Капитан с нехорошей улыбкой, — мне не хотелось бы с вами расставаться. Поймите меня правильно: я хотел бы, как и мои люди, спокойно отдохнуть несколько часов. Поэтому, как мне кажется, вам придется отдохнуть вместе с нами.

— Вы знаете, я не рассчитывал… — замялся Лопес, и еще более укрепил Капитана в его подозрениях. — Там только десять постелей, я буду вас стеснять…

— Что вы, дон Паскуаль, — все так же улыбаясь, сказал Капитан, — среди моих людей нет гомосексуалистов, и вам нечего опасаться за свою девственность. Кроме того, один боец будет охранять здесь, в столовой, а другой — за стеной, в спальне, где будет находиться ваша дама… Таким образом, здесь, в этой камере, освободятся сразу две койки, и вы сможете спать хоть на обеих сразу!

— Благодарю вас, — был ответ, однако рожа Лопеса приняла при этом весьма кисловатый вид, будто он вместо стакана содовой с сиропом выпил стакан уксуса с перцем.

— А ты что стоишь. Капрал? — сурово спросил Капитан. — Сеньор Лопес, оставьте открытой дверь в спальню из столовой!

— А пожрать? — спросил я безнадежным тоном, потому что уже знал — это мне не суждено. Капитан боялся снотворного в кушаньях и надеялся только на меня.

— Через четыре часа тебя сменит Малыш, — обнадежил Капитан, — вот тогда и поешь. За тобой мы будем как за каменной стеной. А милая девушка, надеюсь, послужит гарантией благоразумия для сеньора Лопеса.

— Вы уж там поаккуратнее, сеньор Капрал, — напутствовал меня Лопес. Марсела скромненько потупилась и пошла в спальню. Лопеса Капитан неотвратимо увел в «камеру», а в столовой оставили дежурить Пушку.

Очутившись в спальне, я первым делом решил оборудовать себе позицию для возможной обороны и для наблюдения. Наилучшим местом мне показался угол между двумя зеркалами слева от двери в столовую. Конечно, в этой чертовой норе противник мог появиться откуда угодно, в том числе и из-под пола и с потолка, но все же я чувствовал себя более уверенно именно между зеркалами, потому что уже знал, что за ними обычно прячутся двери. Кроме того, я знал, что за одним зеркалом — подземный ход, ведущий к вагончику и далее — к маисовому полю, а за вторым — ванная. Куда вели те двери, что были за двумя зеркалами, между которыми я засел, мне было неизвестно, но зато у меня было несколько гранат, которые я легко мог бы бросить в любую из двух дверей, если они, конечно, существовали. Обилие зеркал в этой комнате было очень полезным: это давало возможность видеть все, что скрывалось за различными столиками, креслами, пуфиками и прочим «рельефом». Если бы неприятель вылез из-под пола, то я бы его сразу заметил. Кроме того, это позволяло все время видеть Марселу. В принципе я не ждал от нее особого подвоха, но дать ей возможность исчезнуть я не имел права.

На всякий случай я оборудовал себе в углу нечто вроде баррикады. Два столика с мраморными крышками, вполне способные удержать удар автоматной пули, я повалил набок, сделав из них щит, а несколько пуфиков должны были сыграть роль мешков с песком.

Пока я окапывался, Марсела совершенно неожиданно принялась раздеваться. Разумеется, при этом она ни на секунду не выпадала из поля моего зрения. На ее прелести, которые, впрочем, полностью не показывались, мне было наплевать, ибо я испытывал только желудочный голод и никакого другого. Скажу больше, любоваться этим стриптизом мне было просто тошно. Однако я не знал, насколько хорошо моя подопечная осведомлена об оборудовании этой комнаты. К примеру, в ночном столике у Лопеса мог лежать пистолет или какая-нибудь штуковина, бесшумно стреляющая ножевыми лезвиями. Мог оказаться там и какой-нибудь пульт, включающий лазерный душ… В общем, я не опасаюсь обвинений в том, что вел себя нескромно.

Марсела, как я думаю, была очень раздосадована тем, что ее романтическая прогулка с Лопесом была так грубо прервана. На ее лице читались злость и неприязнь. Она была убеждена, что я рассматриваю ее из чисто плотских побуждений, хотя идея улечься спать раздетой принадлежала только ей и никому больше. К тому же спать она улеглась в таком костюме, что надо было обладать незаурядным зрением, чтобы его заметить. Бюст ее, весьма объемный, был на пределе возможности упакован в такое мизерное количество материи, что я испытывал к нему невольную жалость. К тому же весь ее купальный костюм был телесного цвета и на фоне смуглой кожи креолочки смотрелся, как незагоревшие пятна.

Спать она легла, откинув китайское покрывало на спинку восьмиместной кровати и набросив на себя легонькую бело-розовую простынку. Улегшись, она потянулась к какой-то кнопке, но я скомандовал:

— Нельзя!

— Я только хотела погасить свет… — пролепетала она, испугавшись моего голоса.

— Свет не гасить, балдахин не опускать, никаких кнопок не нажимать, руки держать поверх простыни! — голосом робота отбарабанил я так, что самому противно стало.

— О Боже! — тяжко простонала Марсела. — И на кой черт я только согласилась сюда ехать! Сперва этот старый козел чуть-чуть не изнасиловал, потом вы устроили стрельбу, и я чуть не умерла от страха, потом эта идиотская предосторожность с привязыванием к креслу и приставлением к затылку автомата… Теперь вот еще раз приставили идиота… Руки поверх простыни! Надо же! А если мне надо что-нибудь почесать?

— Тогда сдерни простыню, — сказал я вполне серьезно, — мне надо видеть, что ты там чешешь… Мне вовсе не хочется угодить под лазерный душ.

— Господи, да я сама тут первый раз! — проворчала Марсела. — Мне обещали семьсот долларов за визит. Я — шлюха, но шлюха экстра-класса. Сам начальник тайной полиции Хорхе дель Браво выдал мне удостоверение на право обслуживания высшего эшелона! Меня семь раз проверяли врачи, и я десять раз проходила тесты на полиграфе. А потом привезли с завязанными глазами неведомо куда, заперли и держали часа четыре в полной темноте. И я, злая и невыспавшаяся, должна была сопровождать этого кретина на маисовое поле. Им, видишь ли, овладела фантазия: поиметь меня в кукурузе. Но ведь так обращаются только с портовыми девками! У меня были генералы, адмиралы, прокурор Республики, сам Хорхе дель Браво, наконец, но никто себе ничего подобного не позволял. Ну, даже черт с ним, можно и в кукурузе, но не на глазах же телохранителей! Нет бы привести меня сюда, угостить ликером, кофе, пирожными, уложить вот на эту постель… Но волочь в кукурузу, хватать за все так грубо, будто я резиновая кукла, — извините! Я даже дала ему по морде!

— Понятно, — сказал я, чувствуя носом ароматы еще неубранных кушаний, стоявших в столовой. Через открытую дверь долетало сочное чавканье Пушки. Наш здоровяк явно решил совместить приятное с полезным и немного подкрепиться. А я даже за бутербродом сбегать не мог, потому что верить всему, что наболтала мне эта шлюха, я не имел права. Судя по тому, что она была знакома с местным обер-палачом Хорхе дель Браво, служба безопасности для нее была домом родным. А я вовсе не хотел, чтобы она удрала и вернулась сюда с бандой головорезов. Конечно, можно было опередить события и пристрелить ее «при попытке к бегству». Это сразу сделало бы мою жизнь спокойнее и дало возможность пожрать. Уж слишком бравурные марши звучали у меня в желудке. Впрочем, провести нашего Капитана было трудно. Боюсь, что он прихлопнул бы меня самого, если бы заподозрил, что я без нужды ухлопал заложницу.