Черный свет - Стивен Хантер Страница 26

— Оставь меня, пожалуйста, — попросил он.

— Как ты себя чувствуешь, дорогой?

— Хорошо. Я просто хочу побыть немного один.

— Я буду внизу. Позови, если понадоблюсь.

После ухода жены Боб заплакал. Заплакал навзрыд. Впервые с 23 июля 1955 года.

В ту ночь Расс опять грезил о Лэймаре Пае. Кошмар, как всегда, начался с довольно миролюбивой сцены. Он сидел в баре «Попайз» и ел жирного цыпленка с бобами. Потом появился Лэймар, огромный, как дом, дружелюбный, как сама жизнь. Поскольку Расс видел Лэймара только на фотографиях, его подсознание, не отягощенное памятью встреч, каждый раз изобретало новые занимательные подробности внешности бандита. Например, в ту ночь Лэймар предстал перед ним в клоунском костюме с ярко-красным шариком на носу, под которым сверкали белые крепкие зубы. Всем своим обликом он излучал мощь и великолепие.

Лэймар, увидев Расса, подошел к нему и спросил:

— Ты как, крутой парень или так себе, обычный кретин?

Для Расса это был жизненно важный вопрос. Еще одна проверка на прочность. И он уже заранее знал, что не выдержит испытания.

Однако храбро ответил:

— Крутой.

Лэймар остановил на его лице проницательный взгляд злобных глаз, потом, прищурившись, окинул с ног до головы и вынес заключение:

— Черта с два, парень.

— Нет, правда, — упирался Расс с обреченностью завзятого лжеца. — Я крутой, правда. Всю жизнь был крутым.

На щеках под клоунскими румянами проступила бледность, свидетельствовавшая о вспыхнувшей ярости; зрачки сузились до размера булавочной головки, выдавая неистовое желание пустить в ход кулак. Но Лэймар обуздал свой гнев.

— А я говорю, что ты кретин, и черт с тобой! — Слово «кретин» он сжевал: получилось «кртин».

Расс съежился от страха. Лэймар был рослый, сильный, решительный, проницательный. Он не ведал сомнений, не испытывал сожаления. Словом, по-настоящему крутой.

— Ладно, — наконец смилостивился он, — посмотрим, что ты собой представляешь.

Лэймар, Бог в шутовском наряде, махнул рукой, и «Попайз» исчез, словно по мановению волшебной палочки. Расс вместе с ним перенесся на газон перед отцовским домом в Лотоне (штат Оклахома). Это был славный старый домик, в котором счастливо жили Расс с братом, окруженные заботой и любовью родителей. Из трубы вился дымок (хотя во сне Расса действие происходило в разгар лета), из чего он сделал вывод, что вся семья дома. По воле Лэймара Расс в следующую секунду обрел способность проникать взглядом сквозь стены и теперь отчетливо видел внутренние помещения.

Его брат Джефф в своей комнате старательно шнуровал бейсбольную перчатку. Другой мальчишка счел бы подобное усердие пустой тратой времени. Но только не Джефф. Он вкладывал в каждое свое движение всю душу, стремясь приладить перчатку таким образом, чтобы она не слишком сдавливала руку.

Мама Расса и Джеффа, Джен, красивая полноватая женщина лет пятидесяти, надрывалась у горячей плиты. Мама всегда что-нибудь стряпала. Ему казалось, что она кормит весь мир. Она променяла на кухню свое счастье, свободу, положение в обществе, неустанно колдуя то над одним блюдом, то над другим, не ропща, не выказывая ни разочарования, ни гнева, ни обиды. Она всю свою жизнь посвятила семье. Только так Расс всегда и думал о матери.

Внизу отец, в форме полицейского, возился с оружием. Сколько Расс помнил, отец постоянно возился с оружием. Вот и сейчас он сосредоточенно чистил револьвер, отрешившись от внешнего мира. Рядом сидела обнаженная молодая женщина, наблюдавшая за работой его рук. Она умоляла отца поторопиться, говорила, что устала ждать, на что тот отвечал: «Вот только смажу еще затвор и пойдем отсюда».

Наконец Расс вновь глянул на верхний этаж и увидел себя — серьезного мальчика, который, как всегда, был занят чтением. К пятнадцати годам он прочитал все, что только можно было прочитать, причем по два раза. Он читал, как ненормальный, буквально глотал книги, пытаясь извлечь уроки из прочитанного. У него было маниакальное пристрастие к печатному слову, которое, питаясь получаемой информацией, трансформировалось в собственный довольно своеобразный писательский дар. Ему требовалось немало усилий, чтобы излагать свои мысли гладко, зато он имел богатое воображение и все подвергал сомнению. Почему он так упорно трудился в этой области? Чтобы бежать из Оклахомы? Значит, он чувствовал, что Оклахома с ее уютным обывательством, мелким враньем и непритязательными удовольствиями не способна удовлетворить его честолюбие? Значит, он, Расс, считал себя достойным большего? Заслуживал более замечательной жизни? Заслуживал всеобщего признания, славы, обожания, которых мог добиться, только живя в Новой Англии? Он не собирался до конца дней своих прозябать в унынии серых маленьких городков. Нет уж, увольте.

— Слушай, это же идиотизм, — заметил Лэймар. — Ты все сидишь и сидишь наверху. Никуда не ходишь, ничем стоящим не занимаешься.

— Это мой брат — спортсмен, — возразил Расс. — А у меня самого — мозги. И я не хочу их тратить зря.

— Ладно, предлагаю сделку, — сказал Лэймар. В его руках, откуда ни возьмись, появилась цепная пила. Он с театральной выспренностью потянул за пусковой шнур, и пила ожила, завизжала. — Так вот, суть сделки в следующем: я иду в дом и убиваю всех, кто там есть, а ты стоишь здесь, вот у этого дерева. С твоей несчастной задницей я после разберусь, когда с теми покончу.

— Пожалуйста, не делай этого, — попросил Расс.

— О! И кто же мне может помешать?

— Мой отец.

— Твой отец. Этот старый хрен думает только о своих пушках, да о той бабе, мечтая поскорей забраться к ней в постель. А ты и твоя мать, вы ему на фиг не нужны.

— Нет, он остановит тебя. Вот увидишь. Он — герой.

— Тоже мне, нашел героя. Смотри.

Лэймар вошел в дом и стал совершать злодеяния. Подобные сцены насилия Расс видел в кино, поэтому они разворачивались перед ним по законам кинематографа. Лэймар ногой открыл дверь. Молодая женщина вскрикнула. Отец Расса схватился за револьвер, но на этот раз Лэймар опередил его. Он пилой разрезал обоих. Отец и женщина повалились на пол. На дальней стене заалели два кровавых пятна — две красные розы совершенной красоты, раскрывавшие лепестки навстречу солнцу. Выдумка талантливого художника-постановщика.

— Видишь, — обратился к нему Лэймар, — он даже пальцем не пошевельнул.

— Не тронь моих мальчиков, прошу тебя.

— Леди, я беспощаден ко всем, — ответил Лэймар и в следующую секунду резким взмахом пилы отбросил ее в холодильник, до отказа заполненный кувшинами, коробками и банками, которые разлетелись и полопались под тяжестью ее тела. Мертвая, она лежала в крови средь великолепия роскошных блюд, забрызганных горчицей, кетчупом и кока-колой, которые также не пощадила пила.

Конец ознакомительного фрагмента