Пиранья. Первый бросок - Александр Бушков Страница 27

Обернулся к приоткрытой двери и что-то громко сказал.Приятная мулаточка в синем платье и белом фартучке принесла поднос и послесекундного раздумья, не найдя другого места, поставила его на кушетку рядом сМазуром. Оглядев его с неприкрытым любопытством, вышла. За дверью тут жепослышались смешки, перешептывание.

– Лопай,– широким жестом указал на поднос курчавый.

И все трое покинули комнату. В замке щелкнул ключ.Придерживая сползавшее полотенце, Мазур первым делом подошел к окну,украшенному солидной решеткой, которую даже он вряд ли вынес бы голыми руками.За окном пестрели цветы на клумбах, синело небо над далекой зеленой стенойсахарного тростника. Сельская идиллия, пастораль...

Как бы там ни было, следовало подзаправиться. Силы непомешают. Он в два счета разделался с жареным мясом в кисловатом соусе, рыбой,рисом и прочими недурно приготовленными яствами, отнюдь не блиставшими особойэкзотикой. Обнаружив под салфеткой пачку американских сигарет с зажигалкой,растянулся на кушетке, пуская дым. Следовало согласиться, что пока ничего особожуткого с ним не произошло. Будущее, правда, оставалось абсолютно туманным. Каки предсказания лесного колдуна, чтоб ему на башку кокос упал...

Время шло, Мазур понемногу начинал скучать. Он определил,что время близится к вечеру, но кроме этого никакой ценной информацией нерасполагал. Минуты тянулись, как жвачка. Прошло не менее полутора часов, преждечем щелкнул замок. Вошел тот самый массажист, на сей раз не только в белыхштанах, но и в безукоризненной рубашке с черной бабочкой, шедшей ему, каккорове седло. На поясе у него висел паранг и еще коричневая мягкая кобура, изкоторой торчала рукоятка револьвера.

– Держи, беленький,– он небрежно бросил Мазуру белые брюки.–Кажется, твой размерчик...

– Эй, а все остальное?

– И так сойдет...

Мазур натянул штаны. События, кажется, сдвинулись с мертвойточки...

– Шагай,– подтолкнул верзила. Продемонстрировал внушительныйкулак.– Только смотри у меня, без глупостей, в доме, между прочим, охраныполно...

Мазур двинулся впереди него по широкому коридору барскогодома, ничуть не напоминавшего лабораторию сумасшедшего ученого. Верзилапоскрипывал сзади черными лакированными туфлями. Совсем нетрудно было быобидеть его, а потом конфисковать холодное и огнестрельное оружие, но Мазуррешил не пороть горячку.

Остановились перед высокой двустворчатой дверью. ПоложивМазуру на плечо громадную лапищу, проводник сказал:

– Ты, сдается мне, парнишка сообразительный...

– Да вроде,– сказал Мазур, переступая босыми ногами.

– Тогда запомни парочку необходимых истин,– он внушительнопокачал под носом у Мазура толстенным указательным пальцем.– Первое. Будьпаинькой. Второе. Если ты, беленький, хозяйку хоть как-то обидишь, я тебе личнояйца отхвачу парангом, а потом закопаю. Яйца отдельно, тебя отдельно. Усек?

– Усек,– сказал Мазур.

– Тогда прошу...– он распахнул перед Мазуром правуюполовинку двери.

Мазур вошел. Огляделся. Не увидел ни единой живой души.Обширная комната, обставленная несколько старомодно, но с утонченной роскошью,больше всего напоминала будуар знатной дамы, какие показывают в историческихфильмах: огромная кровать под балдахином, мебель черного дерева, картины подстеклом, букеты в китайских вазах... Посреди всего этого босой и голый по поясМазур смотрелся как-то нелепо.

Резко развернулся к стене, услышав за спиной непонятныйзвук.

Это открылась потайная дверь, до того выглядевшая еще однойрезной панелью. Под тоненькое, мелодичное позвякивание вошла молодая женщина вбелом мужском костюме и белых сапогах, с распущенными, чуть ли не до поясачерными волосами. Помахивая коричневым плетеным хлыстом, остановилась в трехшагах от Мазура, разглядывая его со спокойной уверенностью хозяйки. Села вближайшее кресло, закинула ногу на ногу и, покачивая остроносым сапожком,уставилась с задумчивым любопытством. Мазур так и стоял посреди комнаты, гадая:золотые у нее шпоры или просто под вид золота?

Ясно было, что это креолка, но белой крови определеннопобольше, чем негритянской. Если бы Мазур не насмотрелся уже на здешнихобитателей, на причудливое смешение кровей и рас, мог принять ее за обычнуюевропейскую девушку, разве что загоревшую под тропическим солнцем.Смазливенькая – спасу нет. Вот только балованная и капризная, как сточертей, сразу видно...

– Можно сесть? – решил, наконец, Мазур прерватьзатянувшуюся немую сцену.

– Сядешь, когда я разрешу,– промурлыкала незнакомка, меряяего взглядом.– Раздевайся.

– Пардон? – спросил Мазур.

– Я сказала – раздевайся.

Мазур медлил. Она, с гримаской раздражения на хорошенькомличике, гибко выпрямилась, коротко взмахнула рукой. Свистнул увесистый хлыст,плетенный из кожаных ремешков, левое плечо Мазура чувствительно обожгло.

– По-моему, ты не понимаешь своего положения,– протянулачерноволосая красотка, поигрывая хлыстом.– Я здесь полная хозяйка на двадцатьмиль вокруг. Достаточно...– она плавно, многозначительно положила свободнуюладонь на колокольчик с высокой ручкой, стоявший на столике рядом с креслом,–чтобы ворвались слуги. Они хорошие слуги, выполнят любой приказ. Когда яговорю – любой, это значит – любой. Начиная с того, чтобыисполосовать тебя кнутом в лохмотья и кончая выброшенным в море трупом, которыйкрабы и рыбы быстренько превратят в нечто, не поддающееся опознанию... Хочешьубедиться, что все это предельно серьезно?

Мазур помотал головой. Отчего-то верилось, что все ееугрозы – отнюдь не пустые слова. В ее больших темных глазищах не было итени безумия, но от всего облика, движений, повадки, слов так и веяло той самойспокойной уверенностью капризной барыни, осознающей себя полной хозяйкойокрестностей. «А ведь хреновые дела,– подумал Мазур в некотором смятении.–Народ тут самый что ни на есть патриархальный, а значит, глубоко преданный,здешняя полиция, хоть и натасканная англичанами, может отступить всовершеннейшем бессилии. Богатые провинциальные помещики, как подсказываетистория, были в своих владениях полновластными сатрапами – что в старойРоссии, что в цивилизованной Англии, что в молодой островной республике. Еслинеобозримые плантации именно этой чертовке и принадлежат – а судя повсему, так оно и есть,– она не последний человек в здешнем бомонде. Властиимеют особенность закрывать глаза на милые шалости бомонда...»

– Ну? – поинтересовалась она, подняв бровь.– Тебенеобходимо что-то доказывать наглядно?

– Не стоит, пожалуй,– сказал Мазур, тщательно гася злость.–Вы отчего-то производите впечатление дамы, которой следует верить...

– Госпожа Эжени,– подсказала молодая креолка.

– Вам, госпожа Эжени, отчего-то хочется верить на слово...–сказал Мазур.– Между прочим, меня зовут...