Смерть знает, где тебя искать - Андрей Воронин Страница 27

– Видел я уже твою милицию в переходе, двух дуболомов-взяточников.

– Кстати, если хочешь, я позвоню, и их возьмут за задницу.

– Зачем? Эти двое – прикормленные, придут другие, зверствовать начнут, ставки увеличат.

– Ты прав, – вздохнула Белкина, – звонком жизнь не изменишь, по знакомству порядок не наведешь. Порядок или есть в стране, или его нет.

Кофе они попили в маленьком барчике. Белкиной не хотелось дома разводить грязную посуду.

– Я уж сама дойду, – Белкина с ходу отклонила предложение Дорогина отвезти ее домой. – В машине неинтересно кататься, скоро пешком ходить отучусь. Да и забуду, как город с тротуара выглядит.

Дорогин некоторое время ехал рядом, пока наконец Варвара не махнула ему рукой.

– Выбери кого-нибудь помоложе и попокладистей, – крикнула журналистка, – а то мне всех мужиков распугаешь.

Сергей махнул на прощание ей ладонью и подумал, что у него еще есть время прокатиться там, где мог побираться Абеба. Первое – конечно Тверская, где у памятника Пушкину мог и лицедействовать эфиоп, собирая дань с любителей классической русской поэзии. Также Абеба мог оказаться на любом из московских вокзалов или у Большого театра.

Но у памятника Пушкину тусовалась лишь стая гомиков, к которым Дорогин относился прохладно, не то чтобы ненавидел, но старался держаться подальше, словно о них можно испачкаться. Даже подходить и расспрашивать, не видели ли те эфиопа, изображающего из себя Пушкина, не хотелось. Муму несколько раз прошелся вдоль скамеек, разглядывая людей.

Гомики его взгляды восприняли на свой счет. Они почувствовали в прохожем настоящего мужчину и потому начали строить глазки, подмигивать, вертеть задницами, улыбаться, демонстрировать достоинства и недостатки. Дорогина чуть не стошнило, когда к нему подошел молодой парень с выбеленными волосами в обтягивающих по-женски стройные бедра джинсах и в свободной шелковой рубашке. Несколько раз взмахнув накрашенными ресницами, парень игриво вскинул руку, оттопырил мизинец, качнул бедрами и вкрадчиво поинтересовался:

– Мужчина, вы не меня ищите?

"Мужчина” в устах этого гомика прозвучало так чувственно, что Дорогин, не удержавшись, плюнул себе под ноги.

– К счастью, не тебя.

– Зря, – гомик вертел узкие очки на пальцах, его ногти были отполированы до блеска, а на руках не виднелось ни единого волоска.

"Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей…” – вспомнилась Дорогину пушкинская фраза. – Но к этому пидору она не имеет никакого отношения”, – тут же решил Муму.

Гомик, почувствовав враждебность, отступив на шаг, проговорил:

– Если не нравится, ты в наш садик не ходи.

– Я не к тебе пришел, а к Пушкину.

– Он тоже из наших, голубых кровей, между прочим. Замечание про голубую кровь спутало мысли Дорогину, и он сразу не нашелся что ответить.

Наверное, после смерти – уже в загробной жизни, – для того чтобы определить, повезло человеку или нет, существуют свои критерии. Но в этой жизни везение встречается лишь двух видов – абсолютное и относительное. Абсолютное везение – это когда человек родился в состоятельной семье, всю жизнь прожил в центре большого города, без особых усилий со своей стороны получил отличное образование. Его ни разу не избили хулиганы в темной подворотне, прожил он в любви с женой и детьми, а умер своей смертью.

Относительное же везение – если человек родился в семье родителей-алкоголиков в рабочем районе захолустного провинциального городка, настолько отдаленного от очагов цивилизации, что иногда по целому году в школе, где он учился, не могли подыскать учителя иностранного языка. Если половина тех ребят, с кем он учился, закончив школу, угодила в тюрьму, половина спилась и погибла в пьяных драках, а ему все-таки удалось выжить, – вот что такое относительное везение. Это когда знаешь, что сейчас тебе плохо, но могло быть еще хуже.

Рита Кижеватова считала, что в этой жизни ей все-таки повезло. Она не любила абстрактных рассуждений и поэтому не задумывалась, абсолютное выпало на ее долю везение или же относительное. Наверное, все-таки относительное, потому что завидовать ей никто не собирался.

Ни матери, ни отца она не помнила, хотя и смутно подозревала, что без их участия на свет не появилась бы. Вся ее жизнь до двух лет была покрыта завесой тайны. Но наверное, ничего хорошего в ней не было. Это только в романтических романах да в индийских фильмах выясняется, что сирота, на поверку, принадлежит к графскому роду или, на худой конец, родилась в семье богатых коммерсантов, а потом ее выкрали цыгане. В сегодняшней же России о ребенке, очутившемся в детском доме, можно с уверенностью сказать, что ему повезло. Почему? Да потому, что могло оказаться и хуже.

Риту нашли на вокзале в небольшом городе Серпухове. Двухлетний ребенок не плакал, не искал маму, сидел прямо на бетонном полу и сосредоточенно грыз зажатую в кулачке сырую немытую свеклу. Сколько она там просидела, неизвестно. То ли мать специально оставила, то ли просто-напросто забыла о существовании чада, выяснить так и не удалось. Никто не заявил в милицию о пропаже ребенка, никто не стал разыскивать ни через год, ни через два после той ночи, когда девочку на вокзале обнаружил патруль милиции.

Ни документов, ни даже записки при девочке не нашлось. Единственное, что она внятно смогла объяснить, так это то, что зовут ее Рита.

Рита так Рита, – решили в отделении милиции, составляя протокол. Вот так, с одним лишь именем, даже без фамилии и отчества Рита попала в детский дом, директор которого, отставной полковник, особой фантазией не отличался. Любитель военных мемуаров и книг о героях Великой Отечественной войны, он присвоил Рите первую попавшуюся фамилию, которая всплыла в памяти. А поскольку накануне он читал книгу о Брестской крепости, то фамилия Кижеватова – героя защитника цитадели над Бугом – оказалась вписанной в свидетельство о рождении девочки-найденыша. Отчество директор детского дома произвел ей от своего собственного имени – Петровна.

Так и росла, училась, перебиваясь с двойки на тройку, Рита Кижеватова. Правда, так ее называли редко, лишь в официальных документах. Для подруг, для друзей по несчастью и для учителей она всегда оставалась Лисой. Кличку Рита получила за ярко-рыжие, словно они были сделаны из тонкой медной проволоки, густые волосы да острый, любопытный носик.

Детдомовские привычки и законы она усвоила с легкостью и следовала им неукоснительно. Эти привычки и правила поведения мало чем отличались от тюремных: не верь, не бойся, не проси – вот все, что нужно запомнить для жизни.

Трудность заключается в том, чтобы следовать этим неписаным законам. Не верь, если тебе пообещают что-то хорошее, не бойся, если тебя пугают, не проси, если тебе что-то понадобилось. Сильный в любом случае даст, лишь если этого захочет, у слабого всегда можно забрать. Бояться – глупо: сильнейший в любом случае тебя обидит, а слабый и не подумает нападать первым. Верить тоже нельзя: язык придуман для того, чтобы обманывать, а слова – чтобы скрывать мысли. Только так и можно выжить в этом мире, поняв, что ты совсем одна и рассчитывать тебе не на кого. Все остальное – иллюзии и заблуждения, за которые рано или поздно приходится дорого платить – слезами, кровью, а может, самой жизнью.