Жизнь взаймы - Виталий Гладкий Страница 29

Анна Григорьевна и впрямь была не только богатой, но и крутой…

Паленого привезли в загородный дом, больше смахивающий на поместье. Шагая рядом с Анной Григорьевной по дорожкам, вымощенным тротуарной плиткой, он видел краем глаза, что она наблюдает за ним с напряженным выражением лица.

Наверное, она надеялась, что ее "супруг" вспомнит хоть что-то, не без горькой иронии подумал Паленый. Он никак не мог отделаться от мысли, что стал участником какого-то фарса, где ему отведена одна из главных ролей.

Но с другой стороны в сознание начала вползать подленькая, трусливая мыслишка – а что если и впрямь Анна Григорьевна не притворяется, и приняла его за настоящего Князева? Может ли такое быть?

Может, подсказывал ему внутренний голос. А почему бы и нет? Мало ли какие изменения могли произойти с человеком за год скитаний в невменяемом состоянии.

Внешний облик? Ну, здесь почти все нормально, в этом Паленый был уверен. И фас, и профиль хирург вылепил точно по фотоснимку.

Уши Князева были примерно такой же формы, как у него; волосы мужа Анны Григорьевны на фотографии показались Паленому темными, тогда как его вихры уже посеребрила ранняя седина, но этот момент вполне объясним – кого красят и молодят невзгоды и страдания?

Оставались рост, комплекция и походка. Тут уже можно было только гадать. Приходилось уповать лишь на то, что Анна Григорьевна на такие вещи могла и не обратить должного внимания.

Черт побери! – мысленно воскликнул Паленый. О чем я думаю!? Бред какой-то…

Они вошли в дом. Анну Григорьевну встретила прислуга – русоволосая женщина в годах с пышными формами.

– Анечка, неужели!? – Она смотрела на Паленого как на привидение.

– Как видишь, Маргоша… – устало ответила супруга Князева.

– Александр Игнатьевич! – воскликнула потрясенная Маргоша. – Глазам своим не верю! Какая радость, какая радость… – Ее глаза наполнились слезами, но круглое лунообразное лицо сияло.

Добрая душа эта толстушка, подумал, немного оттаивая душой, Паленый. Он знал точно, что не ошибся в своем определении – у него был особый нюх на порядочных людей. Так же, как и на мерзавцев.

– Маргоша, у него проблемы с памятью, – сухо сказала Анна Григорьевна. – Так что оставь свои излияния и приготовь нам что-нибудь поесть.

– Дайте мне полчаса, и будет вам шикарный праздничный ужин, – молвила несколько озадаченная Маргоша, не сводя с Паленого добрых коровьих глаз.

– Поторопись. Антошка спит?

– Нет. Ждал тебя. Он в детской. Играет с новой железной дорогой.

– Пойдем… – Анна Григорьевна взяла Паленого под руку, и он покорно пошагал по паркету рядом с нею, дивясь роскошному интерьеру дома и большим размерам комнат.

Детская показалась Паленому огромной – как помещение вокзала. Здесь было все, что нужно для воспитания ребенка, и даже больше: много шкафов с игрушками и книгами, картины и карты на стенах, домашний кинотеатр – огромный телевизор с плоским экраном, компьютер, музыкальный центр, телефон, удобная мягкая мебель с яркой обивкой…

В одну из стен был вмонтирован большой аквариум, в котором плавали экзотические, а значит, очень дорогие рыбки. В углу, на массивной мраморной подставке, стояла просторная красивая клетка с какими-то птичками. Они увлеченно порхали и чирикали на разные голоса.

Мальчик возился на полу, где была смонтирована игрушечная железная дорога с мостами, акведуками, станциями, светофорами и паровозными депо. Он и сам пыхтел, как паровоз, управляясь со своим обширным хозяйством, жужжащим электромоторами.

Мальчик так увлекся игрой, что даже не заметил вошедших.

– Антон! – окликнула его Анна Григорьевна.

Выражение лица Анны Григорьевны было строгим, но в ее больших глазах читалась огромная, всепоглощающая материнская любовь.

– Ма?.. – Мальчик поднял голову.

Он был как ребенок с праздничной открытки – розовощекий, с блестящими озорными глазенками… и очень похож на Князева.

Паленый держался за спиной Анны Григорьевны, и мальчик поначалу не видел его. Но вот мать отступила в сторону, и Антон перевел взгляд на Паленого.

– Папа… – Он медленно встал. – Папа, папочка!

С радостным криком мальчик бросился к Паленому и запрыгнул ему на руки.

– Папочка, я так ждал тебя, так ждал… Почему ты так долго задержался в этой противной командировке? – лепетал ребенок, тесно прижимаясь к Паленому.

От близости детского тельца у Паленого неожиданно закружилась голова. Ребенок пах молоком, шоколадом и еще чем-то очень приятным – наверное, запахом детства.

Паленый почувствовал, что на глаза навернулись слезы. Ему до щемящей боли в груди вдруг стало жалко это безгрешное маленькое существо, которое какие-то ублюдки лишили отца. Появись у него такая возможность, он разорвал бы их голыми руками.

Стараясь не поддаться плохим эмоциям, он быстро справился с ненавистью к убийцам, нежно обнял мальчика и перевел взгляд на Анну Григорьевну. Он должен ей рассказать правду, должен!

Нет, только не сейчас. Нельзя сейчас… Это было бы слишком жестоко. По крайней мере, по отношению к ребенку.

Анна Григорьевна наблюдала за сценой встречи с каким-то странным выражением. Она словно превратилась в статую из белого полупрозрачного фарфора. А ее глаза буквально светились. Вот только непонятно, что они скрывали за этой лучезарностью…

Ужинать сели не через полчаса, а спустя час с лишним. Мальчик никак не хотел слезать с рук Паленого. Наверное, он боялся, что "папа" снова уедет в "командировку".

Когда ребенок все-таки угомонился и уснул со счастливой улыбкой на лице, Паленый и Анна Григорьевна прошли в столовую, которая тоже была немаленькой и напоминала банкетный зал шикарного ресторана. Что касается самого стола, то он был выше всех похвал.

– Маргоша, по-моему, ты немного перестаралась, – добродушно заметила Анна Григорьевна. – У нас ужин, а не банкет. Здесь еды и напитков хватит на десятерых.

– Анечка, такой день, такой день… – квохтала, как наседка, Маргоша, бегая вокруг стола – все поправляла разложенные столовые приборы, салфетки и протирала и так чистые бокалы.

Наконец она ушла. Паленый и Анна Григорьевна остались одни. Этого момента новоявленный "супруг" боялся больше всего. Все это время Паленый пребывал словно во сне. Он двигался и говорил, как автомат, мало соображая, что происходит вокруг него.

– Давай зажжем свечи, – предложила Анна Григорьевна.

– Отличная идея, – обрадовался в душе Паленый.

Он решил, что при свечах будет чувствовать себя свободней и раскованней.

Так и получилось. Едва погасла большая хрустальная люстра под потолком, как в его душу неизвестно откуда начали вливаться спокойствие и рассудительность. Он получил желанную передышку и возможность трезво рассуждать и действовать.