Разрушители - Альберт Байкалов Страница 3

Дождавшись, когда жена выйдет, он перевернул громилу на спину и пошлепал по щекам.

– И-ии! – Морщась и еще ничего не понимая, бандит подтянул ноги к животу и перевернулся на бок.

Антон оторвал его правую руку от причинного места, зафиксировал кисть и резким движением подарил ортопедам уникального пациента. Громила хмыкнул и затих. Как Антон мощными ударами ног превращал его в мешок с костями, он уже не чувствовал.

Ольга проснулась, словно от толчка, и какое-то время не могла понять, где находится. Неожиданно показалось, что все произошедшее с ней за последние полгода – всего лишь страшный сон и сейчас этот кошмар пройдет. Раздался щелчок, и прерывистый писк электронного будильника прекратился.

– Вставай, подруга, – окончательно вернула ее в реальный мир Зоя. Смуглолицая, больше похожая на цыганку, нежели на русскую, девушка вскочила с кровати и направилась в душ.

Ольга села и посмотрела на окно. Небо наливалось розовым свечением. Было лишь шесть утра.

Почти полгода она поднималась в одно и то же время, но так и не смогла привыкнуть. На душе снова стало тоскливо. Ольга потянулась и встала. Из ванной доносился шум воды.

– Зачем мыться перед зарядкой? – подумала Ольга вслух, натянула футболку и взяла со спинки стула спортивные штаны.

Она была уже полностью одета, когда в комнату, разбрызгивая по сторонам воду, вбежала Зойка и, увидев одетую девушку, удивилась:

– Ты чего, мыться не будешь?

– Совсем забыла! – ударила себя по лбу ладошкой Ольга.

Майор Бебури Гагуа, их куратор, еще накануне предупредил, что сегодня не надо начинать день с привычной пробежки и зарядки. Нужно всего лишь навести в доме порядок и приготовиться к собеседованию. Кто с ними собирается говорить, о чем и с какой целью, он уточнять не стал.

Ольга и Зоя с июля жили и учились разным премудростям в этом огромном коттедже, построенном на берегу живописной реки недалеко от Хихатзири, селения, расположенного всего в нескольких километрах от границы с Турцией. Сотни гектаров окружавшего его леса, среди которого были стрельбище, небольшой автодром, тактическое поле и теннисный корт, считались секретным объектом Департамента военной разведки J-2 Генерального штаба вооруженных сил Грузии. Это Ольга узнала случайно, подслушав, сидя в беседке, разговор двух переодетых в гражданскую одежду солдат, которые занимались охраной резиденции. Куратор ничего им подобного не говорил. Просто они знали, что выполнение всех предъявляемых им требований будет гарантией освобождения от уголовного преследования за совершенные деяния. Причем Бебури недвусмысленно намекнул, что в случае неповиновения или отказа сотрудничать с ним пострадают и родственники. Ольга до сих пор не могла понять, что явилось причиной ее появления в этих стенах – злой рок, случайность или умелая работа грузинских спецслужб. Так или иначе, но она была вынуждена работать на Бебури – впрочем, как и ее подруга Зоя.

Ольга была красива. Но синие глаза, тонкие черты лица и золотистые, коротко, по-мальчишески стриженные волосы лишь добавляли проблем. Любвеобильные грузины не давали ей прохода.

Несмотря на то что среди родственников у Ольги не было кавказцев, своей родиной она считала Грузию, вернее, Поти, куда в свое время приехал работать таможенником по распределению из Воронежа отец. Там он познакомился с ее мамой, которая отдыхала в расположенном на побережье санатории. Потом родилась она, Ольга. Через несколько лет отец получил повышение, и семья перебралась в Тбилиси. Она еще помнила красивую квартиру на проспекте Руставели с высокими сводчатыми потолками и отца в форме. Потом появились странные и непонятные слова – «перестройка», «гласность». Ольга пошла в школу. Отчего-то этот период вспоминался в основном в серых тонах, даже первая линейка. Из рациона стали пропадать элементарные продукты. Сначала шоколадные конфеты, следом исчезли мясо и колбаса. В конце концов отца уволили. Промучившись в поисках работы, он продал машину, потом квартиру, и семья перебралась в менее комфортные условия, на окраину города, в двухэтажный дом с глухим двориком. Если смотреть сверху, строение имело форму буквы «П». Весь второй этаж соединялся одним общим балконом. Построенное еще до революции здание было в крупных трещинах, а в сильные дожди протекала крыша. Но жили дружно. Дом населяли в большинстве грузины, и только на первом этаже проживала армянская семья.

Два подряд инсульта у отца сделали невозможным выезд в Россию, где у них были родственники. К тому же, как выяснилось из переписки, особо их на исторической родине никто не ждал. Ольгу тогда поразило отношение родного брата матери, который советовал в каждом письме оставаться и терпеть. Жаловался, что сам с трудом сводит концы с концами, что в России сейчас тоже не сахар. У грузин все по-другому, они не бросали родственников в беде.

Отец умер. Ольга к тому времени блестяще закончила школу, однако дальше все двери перед ней оказались закрыты. Нет, напрямую в лицо никто не говорил, что она русская и в этом вся причина. Просто в большинство учебных заведений периода Шеварднадзе нельзя было поступить без взятки. Она пошла работать – сначала продавцом, потом швеей. Не брезговала ничем. Мать, по профессии медсестра, устроилась в одну из больниц санитаркой. Пережили все потрясения и уже научились даже думать по-грузински. Как-то приспособились без отца, да и соседи попались хорошие.

Все началось в начале лета. В их дом въехала грузинская семья из Южной Осетии по фамилии Чачба, преклонного возраста муж с женой и их сын. Поговаривали, что у них было много детей, но они участвовали во всех войнах с Абхазией и Осетией, где и сложили свои головы. Приезжие держались обособленно и не походили на грузин. Постепенно Ольга узнала, что сына зовут Вола. Среднего роста, с рябым лицом и огромным, с горбинкой носом молодой мужчина вскоре поступил на военную службу. Но дома появлялся часто, почти каждый день и всегда с друзьями, такими же, как и он, солдатами. Они пили за установленным во дворе столом вино и играли в карты. Его неприятный голос раздражал Ольгу. В один из дней, когда она развешивала белье, Вола подкрался сзади, грубо схватил за талию и зашептал на ухо непристойности на плохом русском. Ольга ответила ему на грузинском, что он плохо кончит, если не прекратит приставать, развернулась и залепила пощечину. Улыбаясь и бросая по сторонам затравленный взгляд, Вола ушел.

Но на следующий день история повторилась. Когда она шла с работы, он пристал к ней на улице. Догнав на перекрестке и не переставая озираться по сторонам, обвинил ее в завышенном самомнении, сказал, что все русские женщины от природы проститутки, и заверил, что не пройдет и двух дней, как Ольга будет его. Она не решилась рассказывать об этом матери, которая и так практически не переставала болеть после смерти отца. Два дня Ольга выходила из квартиры лишь тогда, когда во дворе появлялся кто-то из соседей, и с трепетом возвращалась обратно. Однако обещанный Волой срок истек, прошла уже неделя, но он словно не замечал ее, и Ольга успокоилась, решив, что все произошедшее всего лишь грубая и неуклюжая шутка провинциала.