Ударный рефлекс - Сергей Зверев Страница 3

Так что самое тяжелое время в жизни каждого ялтинца – начало апреля. Деньги, заработанные за предыдущий сезон, давно уже потрачены, а наступления сезона следующего ждать еще полтора-два месяца. И это время надо как-то просуществовать. Но что делать, если в городе почти нет своего производства, если даже дворником можно устроиться только за взятку, если врачей и учителей нещадно увольняют по сокращению, если даже самый мелкий бизнес задавлен налогами? Вот и приходится крутиться...

Ресторан «Красный лев», что на набережной, – один из немногих в городе, работающих круглый год. Кухня вкусна, официанты вежливы и предупредительны. Последнее обстоятельство вполне объяснимо: несколько жалоб от посетителей – и полетит подавальщик со своей службы белым лебедем. Отряд не заметит потери бойца, ведь на место выбывшего претендует добрый десяток кандидатов; профессиональными барменами и официантами Большой Ялты, наверное, можно, укомплектовать все рестораны и кафе Москвы...

Приблизительно так размышляла молоденькая чернявая девушка со смешными завитушками на лбу, официантка «Красного льва», возвращаясь с работы за полчаса до полуночи. Вечерняя набережная почти опустела. Лишь в перспективе ее, рядом с ночной дискотекой, маячили несколько силуэтов поддатых малолеток, да под фонарем у круглосуточного магазина «Крымские вина» тихонько ворковала влюбленная парочка.

Достав из сумочки пачку сигарет, официантка закурила и устало зацокала по набережной острыми каблучками. Справа мерцало море. Вода, подкрашенная тусклым лунным светом, сумрачно светилась у берега, и в тишине слышались ее полусонные приливы и отливы. Маяк на пирсе время от времени вспарывал темноту ночи ярко-красной точкой. Все это умиротворяло, но девушке было явно не до приевшихся красот природы. Заботы одолевали. Дома ее, единственную кормилицу, ждали старая мать и малолетняя племянница. Стирка, уборка, готовка – хоть бы до двух ночи управиться! С утра – на рынок и сразу к кухонной плите, к полудню – вновь на работу, до полуночи. И так каждый день, как белка в колесе...

Миновав небольшую площадку с неработающим фонтаном, девушка свернула в темный сквер, отделяющий набережную от ближайшей улицы. Геометрически-правильные квадраты бетонных плит аллеи, острые кроны кипарисов, весеннее разноцветье на клумбах – все это теперь, в темноте, невольно навевало мысли о ночном кладбище. Но этим темным сквером она возвращалась после смены сотни раз. Да и до дому оставалось не более десяти минут ходьбы: подземный переход, выход на троллейбусную остановку, перекресток, поворот налево – и ее родная пятиэтажка.

Бросив окурок в мусорку, девушка взглянула на белое табло городских часов: светящиеся стрелки, сомкнувшись на циферблате ножницами, показывали ровно полночь.

Неожиданно почудилось, будто бы сзади, совсем близко, мелькнула какая-то тень... Девушка инстинктивно обернулась, но никого не заметила: темнота аллеи не позволяла рассмотреть даже ближайший кустарник. Наверное, пригрезилось от переутомления... Да и ярко освещенная арка подземного перехода – вон, совсем рядом. Поправив висевшую на плече сумочку, официантка на всякий случай ускорила шаг. Ступенька, еще одна, поворот направо, выпирающий из бетона канализационный люк... Внезапно впереди послышался сухой треск кустов, и спустя мгновение перед девушкой вырос мужской силуэт. Быстрота, с которой неизвестный появился перед полуночной путницей, резкость движений напугали девушку. Невольно отпрянув, она ойкнула – в руке нападавшего тускло блеснуло длинное лезвие ножа с рельефным кровостоком.

Официантка лишь тихонько вскрикнула и, судорожно развернувшись, хотела было бежать назад, к набережной. Но острый предательский каблук туфельки застрял в щели между бетонными плитами.

– Стоять! – сдавленно прошипел нападавший.

Приблизившись к девушке вплотную, он левой рукой цепко схватил ее за шею и поднес к лицу нож, зажатый в правой. Лунный лучик медленно прокатился по массивному лезвию, и почему-то именно этот отблеск начисто парализовал у жертвы волю к сопротивлению.

– Пикнешь – убью! – предупредил мужчина угрожающе и, прижавшись к жертве всем телом, затрясся от чувственного возбуждения.

Он резко развернул девушку лицом к себе – каблук, намертво застрявший в щели, сухо треснул. Ловко перебросил нож из правой в левую. Медленно взял жертву за подбородок, трясущейся рукой поправил завиток на лбу, мягко скользнул рукой по полной груди и прошептал:

– А ты ничего... В теле.

Несчастная была в полуобморочном состоянии; силы и воля окончательно покинули ее. Последнее, что успело зафиксировать угасающее сознание, – отсутствие большого пальца на левой руке нападавшего. Выверенный удар рукоятью ножа по голове – и официантка осела на аллею. А неизвестный, подхватив обмякшее тело на руки, потащил его по ступенькам на пустынную остановку, где в полутьме тупичка стоял грязно-белый «жигуль»...

* * *

Девушка не могла сказать, сколько же она была без сознания: час, два или целую вечность?

Очнулась она от странного звука: ш-ши-ик, ш-ши-ик, ш-ши-ик... Звук этот доносился откуда-то издали, будто из-за стены, и повторялся с пугающей равномерностью, словно удары морских волн в осенний шторм. Но это были не волны. С таким звуком обычно точится нож о камень. Несчастная с трудом разлепила глаза, пытаясь определить, где же она находится, но так и не определила. Ее окружала абсолютная чернота. Было лишь ясно, что лежит она на чем-то мягком, видимо, на кровати, и что тело ее накрепко связано путами. Девушка попыталась было подняться, но этого не удалось.

– Мамочка... – тихонько вскрикнула пленница и тут же закусила нижнюю губу; беспалый, напавший на нее в темном сквере, а теперь точивший нож, наверняка мог услышать голос жертвы.

А звук точимого ножа по-прежнему резал слух тупой ритмичностью: ш-ши-ик, ш-ши-ик, ш-ши-ик...

Внезапно сбоку скрипнула дверь. Узкая полоска света, медленно расширяясь, пробивалась в темную комнату. Девушка невольно скосила глаза: в тускло освещенном дверном проеме возвышался мужской силуэт – тот самый. Электричество в прихожей выхватывало вошедшего рельефно и скупо: это был высокий, светловолосый, атлетического сложения мужчина. Глаза его, округлые и чуточку навыкате, влажно блестели. Не произнося ни слова, он медленно шагнул в комнату, присел на краешек кровати. И вновь в руке его блеснуло лезвие ножа. Нож этот – массивный, с рельефным кровостоком и ограничителем рукояти, явно охотничий, немного походил на бутафорский кинжал и оттого выглядел еще страшней. Девушка затряслась крупной дрожью, пытаясь отстраниться к стене, но светловолосый, легонько проведя острием по шее жертвы, прошептал почти ласково:

– Не бойся меня... Это не больно.

Острие медленно ползло от шеи жертвы все выше и выше: к подбородку, к уху, к виску... На царапине выступили крупные капельки крови, и в уголках рта насильника закипела слюна. Процарапав висок, острие ножа уперлось девушке в переносицу, и светловолосый, зажав указательным и средним пальцем завиток на лбу жертвы, с неожиданной быстротой отхватил волосы лезвием. Поднес к своему лицу, понюхал, медленно растер между пальцами и вдруг захихикал: