Дорога без следов - Василий Веденеев Страница 3

— Так точно, — Ермаков понял, что отвечать надо ему, и удивился, услышав свой голос как бы со стороны: он казался ровным, спокойным, отдающим звоном кованого металла, но сам Алексей Емельянович прекрасно знал, что это звенит не металл: звенят напряженные до предела нервы, готовые в любой момент перехватить спазмом дыхание, заставить сорваться на фальцет или вообще замолчать.

«Ну, Алексей, немедленно возьми себя руки! — мысленно приказал он самому себе. — Прекрати паниковать, сейчас надо драться!»

— Бывший лейтенант погранвойск НКВД Слобода, — начал Ермаков, чувствуя, как окреп голос и постепенно стало пропадать противное покалывание в кончиках пальцев, — встретил войну на заставе, вступил в бой, затем партизанил, несколько раз бежал из плена. Сообщивший ему сведения об изменнике переводчик Сушков работал в оккупированном городе по заданию подпольного райкома и командования партизанской бригады. Казнен фашистами после пыток. Он был лично известен секретарю подпольного райкома Чернову еще с Гражданской.

— Это тот Чернов, что был комиссаром полка на Южном фронте? — демонстрируя феноменальную память, прервал его Сталин. — Я не ошибаюсь?

— Так точно, товарищ Сталин, — отчеканил генерал.

— Хорошо, продолжайте, — вождь равнодушно повернулся к нему спиной и, подойдя к столу, начал выбивать трубку о край пепельницы. Посыпался серый пепел.

— Подполье в городе разгромлено, мы запрашивали партизан. Ранее к нам уже поступали отдельные сообщения из-за рубежа об измене в высшем эшелоне, но то были только косвенные данные. — Ермаков на секунду замолк и, решившись, сказал: — Однако тщательный анализ имеющихся материалов заставляет говорить о настоятельной необходимости более углубленной проверки всех имеющихся сведений.

Берия немного откинулся на спинку стула и с удивленным интересом взглянул на подчиненного — в его взгляде читалась даже некоторая жалость: так охотники, стоящие в засаде, смотрят на вышедшего под выстрел глупого зверя. Смотрят, прежде чем нажать курок и выпустить из ружья смертоносный заряд.

— Надеюсь, вы понимаете, что может произойти, если сведения о связи генерала Рокоссовского с немецкой службой безопасности окажутся верны? — не поднимая головы от лежавших перед ним бумаг, тихо спросил Молотов. — И что вы думаете о других генералах?

— Вячеслав Михайлович, — нервно хрустя пальцами, заметил Каганович, — может быть, мы поторопились? Поторопились, когда сняли с генерала Рокоссовского ранее выдвинутое обвинение в измене и доверили командование войсками, вернув из заключения, где он находился… И теперь получаем из-за рубежа и с той стороны фронта только лишь новое подтверждение ранее выявленной измены?

Говоря, он неотрывно смотрел на руки Сталина, занимавшегося трубкой. Вот откинулась крышка коробки папирос, слабо хрустнула под пальцами бумага и с легким шорохом табак пересыпался в чубук.

— Имеющиеся материалы не дают оснований подозревать других военачальников, — чужим голосом сказал Ермаков. — А для обвинения в измене командующего фронтом генерала Рокоссовского необходимо иметь неопровержимые доказательства.

В кабинете вновь повисла гнетущая тишина, Сталин сломал еще одну папиросу, неторопливо набил трубку и поднес к ней горящую спичку. Глядя на ее пламя, угасшее около его пальцев, словно не решаясь коснуться их, он тихо спросил:

— Обвинить в измене?.. — переложив трубку в левую, искалеченную еще в царской тюрьме руку, поднял голову и острыми глазами, в глубине которых притаился гнев, посмотрел в лицо побледневшего Ермакова. — Что думаете вы, лично?

— Нами сделаны необходимые запросы, для работы выделена специальная группа сотрудников, а в штаб войск, которыми командует генерал, направлено несколько опытных оперативных работников, под видом пополнения СМЕРШ и охраны штаба фронта. Готовы люди для работы в тылу врага, — не отводя взгляда, хотя и неприятно засосало под ложечкой, вызывая ощущение тошноты и легкого головокружения, ответил Алексей Емельянович.

— Но зачем, зачем? — не выдержал Каганович. — Зачем в тыл к немцам, а?

— Для проверки полученных сведений, — чуть повернул к нему голову генерал.

— Мы пока не услышали, что думаете лично вы, — мундштук трубки Сталина, как дымящийся после выстрела ствол, поднялся и ткнул в сторону груди Ермакова.

— Думаю, товарищ Сталин, что заговора нет! Полагаю необходимым срочно провести новую доскональную проверку данных.

Опустив руку с трубкой, Сталин отвернулся, встопорщив усы в кривой пренебрежительной усмешке.

— Хотите со своими перестраховками и проверками вернуть нас к положению осени сорок первого года? — снова перейдя в атаку, вздернул голову Каганович. — Что еще проверять? Я не понимаю, что? Лаврентий Павлович все вам прекрасно объяснил. Ведь немцы устроили после побега этого лейтенанта грандиозные облавы. Начальника тюрьмы отправили на Восточный фронт! Они обеспокоены возможной утечкой информации. И заграница сообщала… К нам попали сведения, подтверждающие факт измены, а генерал Рокоссовский уже был однажды за это осужден. Или осмелитесь утверждать, что его оболгали, зря арестовали перед войной? Молчите?!

— Он желает поскорее сделать нам нового Власова, — бросил Лаврентий Берия, обращаясь к Сталину, и безошибочно почувствовав, что тот еще не принял окончательного решения, не занес подозреваемого генерала в мысленный список личных врагов, подлежащих немедленному уничтожению.

Лаврентий Павлович понял: сейчас надо давить, убеждать, чтобы купировать порожденную проклятым Ермаковым нерешительность. Зачем он только притащил сюда этого чистоплюя?! Хотел, видите ли, чтобы говорил человек признанной честности, ни разу не оступившийся? Тогда его слова, а они зачастую так много значили для товарища Сталина, приобрели бы еще больший вес, легли тяжкими гирями на чашу весов, должных склониться в пользу наркома. Надо найти и свои слова — ведь находил же он их раньше для вождя, чутко оценивающего все произнесенное и написанное еще со времен обучения в духовной семинарии.

Алексей Емельянович стоял ни жив ни мертв — удар Берии, напомнившего Сталину о Власове, был страшен. Все может оказаться напрасным — риск, убежденность в собственной правоте, заранее заготовленный и положенный в папку рапорт, который он намеревался лично подать в руки Верховного, если не дадут слова.

Выйдя из кабинета Верховного, генерал мог сразу же оказаться под арестом, но он знал, на что идет, решив выполнить долг до конца, как выполняли его многие военные прокуроры и чекисты, отказавшиеся санкционировать аресты и участвовать в них в середине тридцатых годов.

Власов… Работая советником у Чан Кайши, он помог тому собрать компрометирующие материалы на соперников, за что получил благодарность и орден Золотого Дракона. После этого Власова исключили из партии товарищи по группе советников, но далеко от Китая, в столице, нашлись доброхоты и спешно замяли кляузное дело.

По возвращении на родину из Китая Власов был направлен инспектировать 99‑ю пограничную дивизию и, к своему удивлению, обнаружил, что она прекрасно подготовлена. Мучительные раздумья, как поступить, закончились тем, что он подал по команде рапорт на командира дивизии, прямо обвинив его в слепом копировании тактики германских вооруженных сил. Комдива вскоре взяли под арест, а проверяющий сумел занять его место и по прошествии некоторого времени пригласил в свою дивизию заместителя наркома обороны маршала Тимошенко и ловко продемонстрировал ему все, сделанное прежним командиром. Тимошенко остался весьма доволен, а Власов получил звание генерал-майора и орден Красного Знамени.