Игра по своим правилам - Михаил Нестеров Страница 3

К Мендесу шагнул небольшого роста офицер по имени Альваро. Он был в военной рубашке с коротким рукавом, с кобурой на брючном ремне. Избегая взгляда Сальваторе, он осведомился о его последнем желании.

— Да, — кивнул капитан. — Не завязывайте мне глаза.

Пауза.

— Мы можем это сделать для вас.

С таким же вопросом Альваро обратился к трем другим приговоренным к казни. Полковник кубинской армии, чьи руки также были связаны за спиной, попросил рюмку агаурдьенте. Офицер покачал головой:

— Хотите оставить повязку на глазах?

— Нет... — Он оставлял в этом жестоком мире семью: жену и двух детей.

Еще один полковник. Он бесстрашно смотрел на офицера, который вскоре отдаст команду «Пли!».

Генерал:

— Вы сможете отменить казнь?.. Жаль. Это была моя последняя воля.

Он открыто смотрел на солдат, стоящих в десятке шагов от него. Их было двенадцать человек, вооруженных советскими карабинами «СКС».

Офицер отдал команду. Солдаты взяли оружие на изготовку. Поднял руку над головой и резко опустил ее, разрывая зловещую тишину:

— Пли!

Раздался грохот. Сразу три пули ударили в грудь капитану. Сальваторе упал, придавив связанные за спиной руки. Еще до последней команды он всеми силами хотел улыбнуться. Улыбка была бы уродливой на его мертвенном лице. Его сердце билось так часто, что не выдержало бешеного ритма. Пуля торкнулась в мертвое сердце. Он хотел сосредоточиться на мыслях о дочери, которую ему не суждено было увидеть, и тоже не смог сделать этого. Память была милосердна к Сальваторе Мендесу и не причинила ему страданий. Последние минуты перед расстрелом он жил только настоящим, тем, что видел перед собой и тут же забывал. На смену одной короткой, как выстрел, картине спешила другая. И все, никакого прошлого у этого человека уже не было.

Альваро посмотрел наверх. В тени окна четко обозначилась мрачная фигура Рауля. Министр обороны ушел в тень, но не отошел от окна, забранного металлической решеткой. Офицер прошел вдоль четырех тел, держа наготове пистолет. Покачал головой. Все были мертвы. Он поманил рукой врача. Медик склонился над каждым расстрелянным, светя в глаза тонким лучиком света. Поднялся и кивнул: «Все».

Альваро продублировал его жест.

Министр покинул комнату, откуда наблюдал за казнью своих подчиненных. Его связник был мертв. Оборвалась последняя связующая нить между ним и" наркокартелем Пабло Эскобара Гавирия.

Колумбия... восемнадцать лет спустя

Острые грани гор, вспоротые узкими ущельями, матово поблескивали под вечерним солнцем. Словно этот край всевышний накрыл измятой фольгой, жарил на солнце, сбрызгивал дождем, готовил доселе невиданное блюдо. Над скалами, растрескавшимися причудливой паутиной, над порогами, перевалами, играющими всеми коричневатыми тонами, повисли облака. В них отразились скалистые замки, передающие на воздушные шапки свои гористые цвета, разбавляя едва приметную небесную синь.

У подножия тысяч скал, гребнем уходящих к небу и горизонту, раскинулся поселок. Однотонные крыши делали его похожим на развалины древней индейской цивилизации. Внутри его больными узловатыми венами проступали извилистые улочки и дороги, прекращающие свой бег на глинистых пустырях, подножиях, на зеленоватых окраинах.

Городок казался мертвым. Зеленые проплешины вдоль дорог и между домами делали картину еще печальней, не добавляли ей жизни. А белая церквушка в центре была ему памятником.

Это был призрак некогда величественного города. И реальное лицо обратной стороны Луны.

Два призрака безмолвно уставились друг на друга...

...Истощенная девушка выкрикнула в пугающую тишину поселка. Из горла выплеснулся вместе с зеленоватой пеной булькающий хрип. Кокаиновые листья, которые беглянка жевала на протяжении этого сумасшедшего пути, уже не придавали ей сил.

Она не могла сказать, сколько пробежала на одном дыхании, поддерживая дикий темп бодрящим соком кокаина. Много — при этом распухшие губы девушки вымученно улыбались. Мало — они кривились от страха. Казалось, в десяти шагах позади неустанные преследователи со свиньями. Жуткие видения: свирепые кабаны, подпрыгивая, на ходу рвут с кокаинового кустарника листья, перемалывают их желтыми зубами, глотают, роняя на каменистую поверхность зеленую слюну; догнать, порвать дерзкую беглянку! Порвать русскую сучку!

Девушка обернулась. Там за горами, изрытыми пещерами, где нашли пристанище полчища летучих мышей, скрывались тропические долины, дымящиеся от испарений рек и болот. Там море цветов — гвоздик, лилий, орхидей. Там вечно кочующие туманы. Там плантации кофе, бананов, кокаинового кустарника. Оттуда началась погоня, оттуда рванула в свой последний марш-бросок смерть.

Необыкновенное и пугающее настроение, овладевшее восемнадцатилетней беглянкой, в безумном экстазе родило слова:

— Да, этот городишко вырос из-под земли, как картофельная ботва.

Это — конец. Шальная фраза, вылетевшая из горла сухой дробью, породила мысленное дополнение: «Теперь уже все равно...»

Покачиваясь, теряя последние силы, девушка спустилась по узкому ущелью. Она подошла к окраине поселка со стороны кладбища. Могилы из плит разной формы и разного цвета — от коричневого до синего и оранжевого. Все яркие цвета были отданы, как память, усопшим.

Она рухнула у порога крайнего дома и постучалась в дверь истерзанной о камни рукой в тот момент, когда солнце нырнуло за скалы и украсило горизонт малиновым ореолом.

Она очнулась при звуке голосов. Женщина говорила тихо, неуверенно. Мужчина — резко, опасливо.

— Куда ее? Может быть, в винный погреб?

— Дура! Хочешь, чтобы они нас порезали, как кур?! Милости от них не дождешься, и не жди ее...

Они говорили по-испански. Девушка за полгода, проведенные на гасиенде Рафаэля Эспарзы, освоила этот язык, который поначалу казался ей мелодичным. Сейчас же в нем ничего, кроме вражды.

Женщина склонилась над беглянкой и коснулась ее спутанных, как конская грива, волос:

— No tengas miedo.

— Si, gracias... — ответила девушка. В груди зародилась надежда. Эта женщина лет тридцати сказала, что ей не стоит бояться.

— No hay de que. Como se llama usted?

— Наташа... Сой русо.

Женщина коснулась пальцами своей груди и назвала свое имя:

— Сальма.

— Пута! — то ли выругался, то ли констатировал хозяин лет сорока.

Наташа не обиделась. Проституткой ее называли часто.