Афганский шторм - Николай Иванов Страница 30

В Герате тоже было две тюрьмы – мужская и женская. И именно с требованием открыть их, выпустить осужденных вышли утром на гератские улицы первые митингующие. То ли организаторы знали, что власти никогда не пойдут на это, то ли в случае успеха надеялись на резкий скачок напряженности в городе – трудно найти истинные мотивы антитюремных лозунгов, но к обеду уже со всех минаретов зазвучало многократно усиленное динамиками, записанное на магнитофонную пленку «Аллах акбар» . В солдат, патрулировавших город, сначала полетели камни, а затем прозвучали и первые выстрелы. Город из райского уголка, подаренного людям самим Аллахом, на глазах превращался людьми же в исчадие ада. Задымили костры, послышался плач над телами погибших, на улицах появились бронетранспортеры. Боевые машины опоясали тюремные стены.

К вечеру напряжение усилилось. Муллы звали народ идти уже не к тюрьмам, а в сторону дивизионного военного городка: там ваши братья, они не станут стрелять, не бойтесь. Идите к ним, пусть они увидят ваше единство и тоже повернут оружие против режима, продавшегося неверным. Идите и требуйте, чтобы солдаты поделились с вами оружием, и тогда вместе вы станете силой, способной установить в родном городе, провинции тот порядок, который посчитаете нужным.

Пожелайте толпе легкую победу и укажите преграду – она затопчет, задушит самое себя. Она перестанет думать и пойдет в ту сторону, куда укажут. По собственным телам. По телам тех, кто окажется на пути. О правом суде не может быть и речи – суд толпы мгновенен и жесток. Для нее невинных не бывает.

Следующие четыре мартовских дня превратились для Герата в один сплошной накал эмоций. К 15-му числу Ашим доложил Катичеву: город на пределе разума, если ничего не предпринять – произойдет взрыв.

– Так пойдут люди на городок или нет? – попробовал получить более точный ответ Станислав Яковлевич.

Особист пожал плечами: кто предскажет ход событий в таких делах? Потом, виновато опустив голову, словно извиняясь за принесенную весть, произнес:

– В толпе стали раздаваться призывы уничтожить всех советских.

Это была новость. До сегодняшнего дня шурави считались в Афганистане самыми желанными гостями, а дома, в которых жили семьи советников, – самыми надежными убежищами. И вдруг такой поворот в сознании? Нет-нет, этой толпой кто то управляет. Толпой всегда кто-нибудь управляет, людям только кажется, что это они сами выражают свое мнение. Но кто направил восставших на советских? Зачем? Ищите организатора – и вы поймете, как и против кого будет действовать толпа.

Телефонный звонок, раздавшийся сразу после слов Ашима, мог нести только плохую весть, и Катичев, не теряя ни секунды, схватил трубку: плохое хорошим не станет, если тянуть время. А вот упустить какие-то моменты – это да, это возможно.

– Это… мы, чехословенски товарищ, из завод, – послышалось с другого конца провода.

– Да да, слушаю! – закричал полковник. Десять чехов строили в Герате цементный завод, он совсем забыл про них. В городе еще болгары, индийцы – надо и о них позаботиться. – Я слушаю, что случилось?

– Неспокойно, – медленно, по слогам ответил чех. – Мы хотим, чтоб вы даль нам оружие. На защиту.

– Будьте на месте, мы выезжаем к вам. Будьте на месте, ждите нас, – повторил полковник и взглянул на майора: – Ашим, танки, бронетранспортеры – все, что на ходу и под рукой, – к домам наших советников, чехов, словом, всех иностранцев. И вывезти всех сюда, в городок. Нет, сюда опасно. Давай всех в гостиницу. От нас старшим – полковник Синица.

В бушующий город, осторожно перебирая колесами, тронулись бронетранспортеры. Советники, оставшиеся в дивизии, провожали их тревожными взглядами: что семьи? как семьи? Покинуть свои части, когда с минуты на минуту ожидается штурм городка, когда в самой дивизии среди солдат и офицеров бродит волнение – двойное преступление. Пожалуй, лишь Бизюков в этой ситуации мог чувствовать себя чуть увереннее и поблагодарить судьбу и обстоятельства, которые сложились так, что не дали Арине приехать в Герат до сегодняшнего дня. Разрываться между семьей и службой, заранее зная, что должен и будешь жертвовать все-таки близкими, – не приведи никому и в кошмарном сне.

Ашим оказался прав. Дома советских мушаверов уже окружали восставшие, и перепуганные женщины выбегали к бронетранспортерам в тапочках и халатах. Лишь жена Синицы, посланного старшим, то ли была более предусмотрительной, то ли муж дал ей больше время на сборы, ждала машину одетой, с чемоданами. Зато в доме, где жил заготовитель шерсти Юрий Борисович Богданов, приехавшие увидели настоящий погром.

– Товарищ полковник, – вышли на связь с Катичевым уже из гостиницы. – Это Яков Федорович Концов, нефтяник.

– Где Ашим?

– Уехал в город. Иностранцы и все наши вывезены сюда. Все, кроме… – нефтяник умолк.

– Кроме? – потребовал Катичев.

– Нет Богданова и его жены. Дом ограблен. Ашим уехал на его поиски. Товарищ полковник…

– Да.

– Нам бы оружие какое и гранат побольше.

– Будет. Высылаю бронетранспортер. Но… – Катичев замолк. Да и как сказать, что нет у него сейчас надежды на афганцев. Своих офицеров тоже не пошлешь, они и так стоят в полках последней преградой на пути разгула. Убери сейчас их – дивизия станет неуправляемой. – Можете быть старшим?

– Есть. Я как-никак, бывший матрос.

– Связь держите постоянно.

– Есть. Не беспокойтесь.

«Не беспокойтесь», – тер подбородок Катичев. Выглянул в окно – плац пустынен. А что в городе? Где могут быть Богдановы? Почему молчит Ашим? Он сейчас главное и единственное звено между ним и событием.

Задребезжали от выстрела окна. «Гаубицы», – определил на слух Станислав Яковлевич и посмотрел на телефон. Новости могли прийти только сюда, в этот кабинет, и он не мог покинуть его ни на минуту.

И звонок раздался, от командира дивизии. На плохом русском, но пояснил: приехал губернатор города, восставшие идут в сторону дивизии. Он приказал развернуть две артиллерийские батареи и открыть огонь.

Вбежал полковник Вакуленко – советник начальника артиллерии. Поняв по разговору, что речь идет об артиллеристах, закивал, подтверждая: орудия ведут огонь по городу.

Переговорить не успели – новый звонок и встревоженный голос Якова Федоровича:

– Товарищ полковник, нас атакуют.

– Кто, сколько?

– Тысячи полторы.

– Оружие получили? Продержитесь?

– Минут десять.

– Посылаю людей. Несколько человек, но наберу.

– Не успеют, товарищ полковник.

Катичев оглянулся на Вакуленко. Тот, вновь поняв все без слов, отрицательно покачал головой. Но успеть мог только снаряд. Только огонь артиллерии мог стать преградой на пути атакующих, на пути обезумевшей, жаждущей крови толпы. Карты были в руках у советника по артиллерии, но кроме карт у Вакуленко в гостинице находилась и жена. И жена Катичева, и все остальные. Ошибутся артиллеристы на какой-то градус – и снаряды разметут гостиницу, а вместе с ней… Нет, решиться на команду, взять на себя эту ответственность Вакуленко не смог.