Близнец Бешеного - Виктор Доценко Страница 33

— Злости во мне нет, — заверил Колондадзе. — Мне перед отцом своим стыдно и перед дедом и прадедом: наш род ещё с царского времени служит в российской армии, а один из предков, полковник Георгий Колондадзе, принимал участие в сражении при Бородино!

Командир дивизии, не услышав в его голосе обиды, а лишь гордость за свою военную династию, тихо произнёс:

— Я верю в тебя, Дато! — потом крепко пожал ему руку. — Постарайся выжить…

* * *

Когда Серафим, взглянув в последний раз на убитого им афганского пацана, выпрямился, Колондадзе неожиданно воскликнул:

— Да ты же ранен, командир!..

Действительно, одна из пуль коварного афганчонка попала Серафиму в живот. В ажиотаже он не только не заметил ранения, но даже и боли не почувствовал. Тем не менее рана оказалась настолько серьёзной, что Серафима отправили на Большую Землю первым же самолётом.

В Москве, прямо в военном госпитале имени Бурденко, Серафиму вручили второй орден — орден Красной Звезды — и демобилизовали чуть раньше срока.

Вполне возможно, что когда-нибудь мы ещё услышим удивительные истории, иногда напоминающие фантастику, а иногда и просто комические, за что Серафима наградили двумя орденами и одной медалью, но об этом позднее…

* * *

Немного подлечившись после ранения, Серафим поспешил вернуться в Омск, к своей любимой Валентине.

Отличные военные доктора госпиталя быстро подлечили Серафима, и как только он выписался, в этот же день он отправил в Омск Валентине телеграмму, сообщая о своём прилёте.

Все три часа полёта Серафим волновался: как они встретятся с любимой? Как она изменилась внешне? Наверняка повзрослела: она ведь уже перешла на второй курс педагогического института. Но самым главным вопросом был: не разлюбила ли его Валентина?

Серафим ревниво думал о тех институтских её сокурсниках, которые имели возможность каждый день видеть ЕЁ, общаться с НЕЙ, да просто быть рядом с его любимой.

Не было ни одного дня, чтобы Серафим не вспоминал о ней в Афганистане. А редкие письма Валентины, иногда всё-таки доходившие до него, зачитывались им буквально до дыр. Каждая строчка, каждое слово, каждая буква, написанное рукой любимой, источали нежность и любовь…

Иногда Серафиму казалось, что, читая послания. Валентины, он видит её лицо, глаза, ощущает её дыхание. Однако такие моменты предоставлялись довольно-таки редко: возможность почитать её письма в уединении чаще всего появлялась ночью, когда стихала артиллерийская канонада и отдыхали назойливые снайперы душманов. И в эти редкие минуты Серафим предавался своим мечтам и с нетерпением ждал того счастливого дня, когда он, наконец, сможет увидеть любимые глаза, прижать к своей груди её нежное тело, когда их дыхание перемешается, а их губы сольются в страстном поцелуе, и они станут единым целым.

Он так явственно все это представлял, что у него щемило в груди и долго не приходил сон, а если и приходил, то был нервным, беспокойным…

* * *

Встреча в аэропорту оказалась столь бурной и страстной, что все его сомнения мгновенно растаяли, как прошлогодний снег. Слившись в долгом поцелуе, казалось, что они никогда не оторвутся друг от друга. Потом, взявшись за руки, они, словно влюблённые первоклашки, пошли пешком через весь город. Шли медленно, долго, и молча смотрели друг на друга, не в силах отвести глаз. Проходящие мимо люди улыбались и с завистью провожали их взглядом.

А они не видели никого вокруг: во всём мире существовали только ОН и ОНА…

* * *

Афганистан принёс Серафиму и пользу: как бывшего воина-интернационалиста, да ещё и имеющего награды, его, после собеседования, приняли на дневное отделение на первый курс автодорожного института, на отделение автоматики и информатики. Но Серафим, реально сознавая, что совсем в недалёком будущем он должен будет содержать семью, упросил декана перевести его на вечернее отделение, а когда это произошло, ему удалось устроился на приличную работу на радиозавод помощником мастера, причём с хорошими перспективами на будущее.

Большим неудобством было то, что радиозавод не имел своего общежития, а в общежитии нефтезавода, где он, используя хорошее отношение к себе, продолжал жить нелегально, оставалось совсем недолго. Почему нелегально? Потому что он не работал на нефтезаводе. Заведующая общежитием пожалела сироту и предоставила ему ещё один месяц проживания.

Жилищный вопрос мог все испортить, но… его старания и должная ответственность за всё, что Серафим делал на радиозаводе, начальство оценило по достоинству и вскоре, из собственных фондов, выделило ему, как молодому и перспективному специалисту, двадцатиметровую комнату в огромной коммунальной квартире.

* * *

Дотошный Читатель может задать вопрос: почему Серафим не стал жить в квартире будущей тёщи? Ведь перед призывом в армию Марина Геннадиевна сама предложила жить у них. Да, предложила, но Серафим, как настоящий мужчина, не мог жить примаком, он хотел иметь собственное жильё и жить с любимой отдельно.

* * *

Именно поэтому, когда Серафим получил отдельную комнату, его радости не было границ: в кои-то веки у него появилась собственная крыша над головой! Нет, не угол, а целая двадцатиметровая комната! Конечно, вся квартира была коммунальной и, действительно, казалась огромной: четырнадцать комнат и одна кухня с двумя газовыми плитами на двадцать проживающих. Кроме одиночек в этой квартире было ещё и шестеро семейных.

И, как пел великий Высоцкий: «…На двадцать восемь комнаток всего одна уборная!» Но для Серафима все это казались такими мелочами, что он даже не хотел обращать на них никакого внимания. До его поселения в выделенную комнату все жильцы этой квартиры разбились на два лагеря противостояния. Никто из них уже и не помнил, с чего начался конфликт, но ни один не хотел уступать, и не было вечера, чтобы вновь и вновь не разгорелась очередная ссора. Причины были разными, причём чаще всего ни из-за чего, как говорится, с пустого места.

«Зачем мою кастрюлю переставили?» «Почему в туалете свет не выключили?» «Почему пол на кухне плохо вымыт?» «Опять ты наследил! Это ты нарочно сделал именно в моё дежурство!»

«Почему твои гости звонят в мой звонок?» В ответ слышались такие несуразные объяснения, что со стороны можно было подумать: встретились заклятые враги, которые вот-вот набросятся друг на друга с ножами или топорами и порубят на куски. Вселившись и в первый же вечер столкнувшись с такой откровенной напряжённой атмосферой и неприязнью, царящей в квартире, Серафим не захотел мириться с подобным положением вещей. Немного подумав, он понял, что нужно во что бы то ни стало помирить соседей.

На следующий день, благо, он оказался субботой, Серафим, заняв у друзей денег, пригласил каждого из» проживающих в этой квартире соседей в рабочую столовую, по выходным работающую как кафе. После нормально принятого на грудь алкоголя, Серафим начал открытый и честный разговор со своими соседями по квартире.