Никто, кроме тебя - Максим Гарин Страница 34

Шаин-мюэллим прошел от начала до конца эту школу. Слушая знакомого или незнакомого человека, он первым делом предполагал ложь, а уж потом обращал внимание на свидетельства в пользу противоположной версии. Никогда его вера в историю, рассказанную приезжим не заходила слишком далеко. Однако он не видел, зачем русскому причинить ему, Шаину, зло. Человек стопроцентно со стороны, а деятельность Шаина и его людей в основном ограничивалась пределами гостиницы “Апшерон”.

Многие признаки как будто говорили в пользу возможной связи Бориса с российскими “органами”. Во-первых, осанка, выправка. У того, кто давно уволился из армии и живет мирной жизнью, стержень в позвоночнике должен ослабнуть – так все на свете со временем теряет форму, даже камень стачивается. Во-вторых, его речь не похожа на любителя карточных игр. В-третьих, после первого появления в казино, Борис не разу не проявил инициативы, не соблазнил никого перекинуться “по маленькой”.

И все-таки чутье подсказывало Шаин-мюэллиму, что ему и его людям опасаться нечего, у этого человека здесь другие цели. Вот почему он взял с собой Рублева на встречу с возможным посредником. Когда еще выпадет шанс похвастаться таким видным сопровождающим.

* * *

Приехали на дачу, очень скромную по российским меркам – оштукатуренный домик, скрытый за листьями винограда. Лысый мужчина лет шестидесяти сидел за столом на веранде, поблизости расположились двое его сверстников: один с барабаном, боком лежащим на коленях, другой – с небольшим четырехструнным инструментом.

Пожилой мужчина слушал с закрытыми глазами, иногда покачивая головой.

– Известные наши музыканты, – шепнул Шаин-мюэллим.

На секунду он превратился в некое подобие экскурсовода, с гордостью демонстрирующего местные достопримечательности.

– Если ты простой человек, никаких денег не хватит пригласить их на свадьбу.

Подошли к калитке. Рублев ожидал услышать собачий лай, но его не последовало – такого сторожа здесь не держали. Человек за столом не повернулся в их сторону даже тогда, когда они подошли к террасе. Может быть, он их и в самом деле не заметил, увлеченный мелодией и надрывным горловым пением, то падающим, то снова взмывающим вверх.

Вот еще почему Шаин-мюэллим решил взять с собой русского – не хотел ронять достоинства перед своими “штатными” сотрудниками. Чтобы не видели, как он терпеливо дожидается окончания музыкального номера. Чтобы не слышали самого тона разговора. А Борис вдобавок еще и не поймет почти ничего – его незнание языка проверено неоднократно.

А приехать в одиночестве Шаин не мог себе позволить. Не столько в целях безопасности, сколько по статусу ему полагалось иметь сопровождение. Молчаливый русский с крепкой, редкой для Баку фигурой и прямой спиной подходил как нельзя лучше. Отказывается выполнять постоянную работу – пусть хоть иногда окажет услугу.

Лысый мужчина с лицом кирпичного цвета сделал вид, будто только сейчас обнаружил присутствие гостей. Впрочем, Рублеву показалось, что и сам этот человек на даче не хозяин – просто пребывает временно.

Шаин-мюэллим удостоился места рядом, за столом, а Комбату указали на тахту в углу террасы. В этот раз оружия ему не выдали, но “мюэллим” тем не менее попросил сохранять бдительность.

Солнечный свет, проходя сквозь виноградные листья становился мягче, ласковей. За столом, шагах в десяти разговаривали мало, даже в паузах, когда музыка затихала. Несколько раз Рублев услышал слово “тар” и вспомнил – кажется, так называют этот распространенный на Кавказе инструмент, который исполнитель держит левой рукой за гриф на уровне плеча, а правой бренчит по струнам. Монотонная музыка, но есть в этой монотонности что-то гипнотизирующее, созвучное солнечному свету, затененному виноградными листьями.

Заводя свои рулады, певец тряс головой, словно взбалтывая звук, чтобы он поднялся повыше. Исполнитель на барабане мягко выбивал сложную дробь всеми десятью пальцами. “Мюэллим” выглядел задумчиво, даже грустно, несколько раз вытер влагу в уголке глаза. Но Рублев не сомневался; именно сейчас, внимая мугамам, человек с пегой, черно-седой шевелюрой решает важные вопросы.

На обратном пути от возвышенной грусти не осталось и следа – довольный Шаин стал особенно словоохотливым.

– Ты не смотри, что старичок такой скромный, – обернулся он к Рублеву. – Из бывших “цеховиков”, при Леониде Ильиче его и еще трех человек к расстрелу приговорили. Вот какое было время. Потом двоим, правда, заменили на пятнадцать лет, максимальный срок. Червонец он отбарабанил, прежде чем выйти по амнистии. Если он взялся мирить – значит помирит. Возьмем на содержание семьи безвременно ушедших – в знак доброй воли. Помиримся и будем обходить друг друга стороной. Я тебе прямо на плане города отмечу места, куда соваться нельзя. Временно. И ты мне пообещаешь…

Таксист хотел загладить вину перед Рублевым, он понял, что объезд “точек” не был санкционирован. Заложил ведь – заложил, двух мнений быть не может.

Шанс заслужить прощение представился очень скоро. Днем, доставляя клиентов, он узнал в человеке, выходящем из магазина модной одежды, одного из тех арабов, которыми интересовался “Борис-мюэллим”.

– Я даже останавливал, правила нарушал. Клиенту сказал не могу – сигареты кончались. Хотел следить немножко…

– Ну и как?

– Подземельный переход, метро, – развел руками Ариф.

– Ты не волнуйся, – Комбат похлопал его по плечу. – Все про нас с тобой рассказал и правильно сделал. Про первую нашу поездку тоже?

– Про первую не спрашивали, – признался Ариф.

– А что за магазин, что там за шмотки продаются? – вернулся Рублев к возникшему на горизонте арабу.

– Самый дорогой в городе магазин. “Атлантик” называется. Одежда простой человек не по карману.

"Вот уже и осведомитель появился без особых усилий с твоей стороны”, – сказал себе Комбат.

В магазин он решил отправиться своим ходом, чтобы никого не подставлять. Благо, центральная часть Баку, нашпигованная торговыми точками, была совсем рядом. Заведение с громким названием оказалось большим, двухэтажным зданием. Рублев не считал себя знатоком модной одежды, но цены говорили сами за себя Удивила толпа посетителей, состоящая главным образом из женщин. Неужели в городе так высок процент состоятельных людей? Или покупательницы съезжаются сюда со всего Азербайджана?

Дело обстояло гораздо проще: для подавляющего большинства это была экскурсия. Восточные дамы ходили по двое-трое, оживленно переговаривались, оценивая тенденции в моде, чтобы потом попытаться ухватить их за приемлемую цену на каком-нибудь вещевом рынке или в лавчонке “сэконд-хэнд”. Некоторые набирались смелости и просили у продавщиц позволения примерить платье.

Рублев искал людей, выделяющихся из общей массы манерами, одеждой, речью. Искал чужаков, таких же, каким был сам. Чеченцев, ингушей, турок, афганцев, арабов. Никогда тот или иной акцент или цвет глаз не был для Рублева клеймом. Просто он не мог не понимать, что здешние теплые края – самое благоприятное место для представителей “зеленого интернационала”.