Врата джихада - Александр Чагай Страница 38

Командир, однако, не внял аргументам своего подчи­ненного.

— Слуги Сатаны не раз брали верх. Но времена меняются, и выигрывает тот, у кого хватает терпения ждать.

За тысячу километров от Точи и убежища, которое нашли в горной долине Дзардан и его отряд, просыпалась пакистанская столица. Квадраты и прямоугольники спальных районов, идеально прямая центральная авеню, деловые кварталы, торговые ряды. Было около десяти утра. Клерки уже успели удобно устроиться в офисах, лавочники подняли стальные шторы, закрывавшие витрины, расставляли на тротуарах образцы товаров. Но город пока что пребывал в полудреме. Солнце еще не успело высушить улицы после ночного муссона, они хранили воспоминания о ночной свежести, которая нехотя уступала напору подступав­шего пекла.

Размеры Исламабада гораздо больше, чем это представляется иностранцам. Их жизнь ограничена привычными маршрутами: отели «Марриотт», «Сирена», «Холидей Инн», два-три европейских супермаркета, с десяток ресторанов. Крутятся на пятачке, читают англоязычные газеты, полагая, что знают все о городе и о стране. Им не доводилось посещать районы бедноты, где не считается зазорным приютить боевиков из отрядов, разгромленных в зоне расселения племен или афганских провинциях Забуле или Кунаре. Они не рискуют совать свой нос на окраины, где лютуют шайки да- койтов, в деревушки-сателлиты, окаймляющие Исламабад вдоль линии гор. Белому человеку там появляться небезопасно: если в машину не кинут гранату, то она станет пред­метом внимания оборванной толпы, которая перекроет дорогу. Водителя вытащат из-за руля, будут ощупывать как заморскую диковину.

Международный исламский университет расположен в одной из неблагополучных и малонаселенных частей столицы. Посреди огромного пустыря высится с десяток крас- нокирпичных корпусов — общежития и факультеты. Растительности почти никакой. В летние месяцы здесь сущий ад, тщетно искать спасение от жары в крохотных боксах общежития, где кондиционирование воздуха не предусмотрено. Впрочем, снаружи еще хуже. Тени практически нет, и студентам остается надеяться только на собственные шляпы, которые хоть как-то защищают от свирепых лучей светила.

Удивительно, что, несмотря на жару, в то июльское утро на главной площади кампуса было многолюдно. По ней слонялись озабоченные студиозусы, собирались группами, что-то обсуждали, размахивали руками. Много пакистанцев, афганцев, попадались африканцы, китайцы, выходцы из Центральной Азии и кавказцы. Из аудиторий вытащили столы, на которых стопками разложили книги, иллюстрированные буклеты, куски разноцветной материи. Ребята резали, клеили, подбирали фотографии. Готовились импровизированные стенды и витрины. На кирпичной стене красовался транспарант, надпись аршинными буквами: «ПРАЗДНИК МИРА И ДРУЖБЫ». Шрифтом помельче: «Неделя национальных землячеств».

За одним из столов сидели российские студенты из Карачаево-Черкессии, Исмаил и Чотча. Исмаил — высокий, с решительным лицом. Чотча — маленький, по виду добрее и мягче. Оба немало озабочены. Исмаил недовольно хмурил брови.

— Ректор с президентом договорился, тот обязательно будет.

— Да не нервничай ты так.

Исмаил ударил кулаком по столу.

—Все уже заказали флаги. Все хотят победить. У китайцев в два с половиной метра. У индонезийцев из настоящего шелка. Узбеки с шитьем сделали.

Карачаевцы с завистью смотрели, как другие студенты возятся с флагами. Здоровенный нигериец любовно прилаживал бахрому и кисти к необъятному полотнищу, нараспев бормотал себе под нос: «Возьму первое место. Приз возьму.. Почет и уважение. Самора умный, Самора сильный. Он победит».

— У них деньга водится, — с завистью произнес Чотча. — А нам стипендию по три тыщи рупий, да из дома сто баксов, раз в полгода.

— Им посольства помогают.

—Ты погоди, — Чотча приободрил приятеля. — Он еще позвонит.

На хоздворе российского посольства, в центре широкой асфальтированной площадки стоял черный «мерседес» новейшей модели. Машину раскаляло солнце, лаковые бока ослепительно сверкали, на них больно было смотреть. Кажется, еще вот-вот, и автомобиль взорвется, полыхнет черным пламенем. Мужчина, который расхаживал рядом, словно предчувствовал подобный исход и старался побыстрее завершить порученное ему задание. Щелкая затвором «най- кона» с «навороченным» объективом, он делал снимки каждого колеса «мерседеса» в разных ракурсах. Фотографа звали Игорем Сергачевым, и у него имелась достойная и неплохо оплачиваемая профессия шифровальщика. Занятие, которым Сергачев был поглощен в данный момент, не вызывало у него ничего, кроме отвращения. Он чертыхался и злобно пинал ненавистные колеса.

С грохотом отъехала в сторону стальная створка ворот. На территорию посольства вкатил БМВ, из которого вылез Ксан. Снял темные очки, удивленно протер глаза. Еще бы! Такую сцену не каждый день увидишь.

—Игорек! Для американцев стараешься? Так они давно все наши машины до винтика изучили.

Сергачев, однако, был не склонен шутить.

—Какое там. Всё Баш-Баш. Просит вежливо, а словно приказывает. Временный поверенный, мать его.

На физиономии Ксана нарисовался неподдельный ин­терес.

— Ну-ка, подробнее.

— А чё — подробнее. — Сергачев включил режим перемотки и безрадостно вслушался в жужжание механизма. — Ты же знаешь, Баш-Баш ссыт по любому поводу. Недавно кресла офисные должны были выкупить, так он согласия не давал, боялся не тот цвет выбрать. Заставил по компьютеру фотки послу посылать, чтоб тот одобрил, значит, и по приезде холку не намылил. А колеса себе новые прикупил, за пять сотен, хотя и за двести можно было расстараться. Ладно, хозяин-барин. Но Баш-Баша немедля стал опасюк брать. Как бы в Москве не подумали, что он преждевременно машину в такую дороговизну обул, попижонить захотел, не дожидаясь, пока старая резина ресурс не выработает. Попросил меня отщелкать прежние покрышки. Да так, говорит, чтоб износ был виден, каждая трещинка, блин. Вот я ему трещинки и чпокал.

— Я люблю твою каждую трещинку. — пропел Ксан. Это была популярная песенка, однако Ксан безбожно фальшивил, и шифровальщик поморщился.

— Залудить бы ему во все трещинки.

Из соседней аллеи выплыл советник-посланник Джа- миль Джамильевич Баширов по прозвищу Баш-Баш, на время отпуска главы миссии возведенный в должность временного поверенного в делах. Еще не старый (нет и сорока пяти), но с пузцом, брыластый, уверенный в собственной непогрешимости. Росту невысокого, походка — шаркающая. Так ходят люди, которым в задницу вставили швабру, да позабыли вынуть.

Последние несколько минут Баш-Баш скрывался за толстым стволом эвкалипта, с интересом прислушиваясь к разговору, и размышляя об «оргвыводах», которые рано или поздно им будут сделаны. Он определенно насладился эффектом от своего неожиданного появления: у Сергачева отвисла челюсть, шифровальщик покраснел.

— Спасибо, Игорек. Выручил. Премного обязан, — голос у временного поверенного был ласковый, пропитанный обещанием скорой расправы