Штрафбат под Прохоровкой. Остановить "Тигры" любой ценой! - Роман Кожухаров Страница 38

– Я же сказал: «Шнеля»! Я же ясно сказал: «Шнеля»! – словно обезумев, вопил он, тряся фашиста во все стороны, словно в руке его был мешок, наполненный костями.

Никак не удовлетворившись этим, Степанков выпустил китель врага и, схватив свой ППШ обеими руками, с силой опустил его прикладом на затылок танкиста с такой силой, что находившиеся почти в тридцати метрах бойцы ясно расслышали треск раскроенного черепа.

– Степанков!.. Прекрати!.. Степа! – закричал Коптюк и бросился к танку.

Следом за командиром побежали и остальные. Степа словно не слышал. Он, крича, как одержимый, поднимал и опускал тяжелый автомат на голову немца. Тот болтался в люке, как тряпичная кукла, потом, взмахнув руками, рухнул обратно в люк.

Степа, перехватив автомат, сунул его стволом в люк и выпустил длинную очередь, потом еще одну, потом еще и еще. Он выкрикивал какие-то слова, ругательства, но, сливаясь с грохотом автоматных очередей, эти звуки сливались во что-то нечленораздельное, дикое, от чего кровь стыла в жилах.

Штрафник навис над люком и, размахивая грохочущим автоматом, как маятником, полосовал очередями нутро фашистской «пантеры». Он не реагировал на крики и призывы и стрелял, пока не выжал из барабанного магазина своего ППШ все до последнего патрона. Тогда Коптюк и следом Довганюк влезли на броню танка и стащили бойца с башни, он не сопротивлялся, только озирался вокруг широко раскрытыми глазами, в которых застыло безумие.

На земле Степа вдруг точно опомнился. Когда Коптюк потянул у него из рук автомат, он вдруг потащил его на себя, вцепившись в ствол и приклад обеими руками. Федор, уцепившись левой рукой за ППШ Степанкова, правой с коротким замахом ударил его кулаком в челюсть. Подбородок ординарца по инерции хлесткого, сильного удара крутанулся влево, и Степа, разом обмякнув, повалился возле танка в нескольких метрах от им же застреленного возле гусеничных траков гитлеровского танкиста.

– Башню снесло… Начисто… – тяжело дыша, сипло проговорил Довганюк, склонившись над бойцом. – Переутомился… Он же у Денисова подносящим весь бой почти пробыл…

– Откуда знаешь? – с раскаленной добела злостью спросил Коптюк.

Федора всего трясло, словно в лихорадке. Он так же тяжело дышал, стоя возле поверженного ординарца.

– Сам сказал. Вам шел доложить… – с оправдывающей интонацией пробормотал Довганюк. – Может, проверить там? Кто живой, может, остался…

– Проверь, проверь, – немного остывая, ответил Федор.

Подбежали остальные и сгрудились над Степанковым. Тот стал приходить в себя, заворочался, потом резко сел и схватился за голову.

Старший лейтенант выдохнул и отер лоб с взмокшего лица. Замкомвзвода полез обратно на броню «пантеры». Подсевальников забрался с другой стороны под днище танка.

– Кого ты там хочешь отыскать? – крикнул ему вдогонку старший лейтенант. – Там один фарш фашистский. Он всех в капусту покрошил.

– Они Петю Григорьева… Виленского… – бубнил Степанков, раскачивая корпусом, все так же сидя на земле и обхватив голову руками.

– Да-а!.. Убили! Они половину наших положили!.. – закричал, нависнув над ним, Федор. – Мы могли взять «языка», немецкого офицера! Его допросили бы в штабе, и мы бы узнали, чего нам ждать от фашистов, что у них в головах творится! Черт побери… Степанков, ты же должен это понимать! Что творится у тебя в башке?!..

– Они Петюню, они – Виленского, – все твердил, как заведенный, ординарец.

Автомат Степе командир взвода вернул. Магазин все равно был пуст. Старший лейтенант решил пока оставить все как есть и принять решение по Степанкову позже, когда все немного уляжется. Две крайние противоположности боролись в каждом, от рядового переменника до командира постоянного состава штрафбата – крайняя степень усталости и крайнее возбуждение, которое никак не отпускало после отступления немцев.

А тут еще эта проклятая «пантера». Может, Степа в чем-то был и прав. Другого эти фашисты и не заслуживают. На то они и «Мертвая голова». Все как раз так и оказалось, как говорил Подсевальников. У того фашиста, который вел огонь из МГ, укрываясь под днищем танка, тоже были лычки эсэсовца и знак с изображением черепа и костей. Значит, черепушка с костями будет им в самый раз. За что боролись, на то и напоролись…

У Федора перед глазами снова вдруг всплыла четкая в своих отталкивающих подробностях картина: тяжелый приклад ППШ, который руки Степы опускают на голову немецкого танкиста. Секунду назад с белобрысой макушки слетела черная пилотка, а вытянутая рука фашиста продолжает судорожно сжимать белоснежный носовой платок.

Хрясть!.. И рука разжимается, и тонкая ткань, словно оторвавшийся от ветки осенний листок, ломко падает на броню, потом его сносит дуновением на землю. До чего же неестественно выглядит белизна чисто выстиранной тонкой ткани среди копоти, гари и грязи, покрывающих все вокруг несколькими слоями.

Так неестественно, так ослепительно, что больно смотреть глазам, и Федор невольно отворачивается. В любом случае, о «языке» пока можно забыть…

Новость, которую, примчавшись от Дерюжного, принес с собой Михайлов, развеяла хмурые тучи, сгустившиеся в мыслях взводного. Не все только черные вести, словно как вонючий, прогорклый дым, которым тянуло от просевшего на разбитых гусеницах фашистского танка.

Вернулась в расположение группа Гвоздева вместе с Потаповым. Танковый батальон занимает позиции юго-восточнее оборонительного рубежа роты капитана Телятьева.

– Ух и силища, товарищ командир, – воодушевленный новостями, чуть не вопит от радости шагающий рядом со старшим лейтенантом Довганюк.

Коптюк такого безоглядного оптимизма не разделяет. Надо самолично убедиться, что, кто и как, и тогда будем в ладоши хлопать. А пока то, что Михайлов тут на крыльях испорченного телефона принес, – это еще не повод.

– Не беги впереди телеги… – с металлическими нотками в голосе отвечает старший лейтенант своему замкомзвода. – И связь мне все-таки обеспечь, вот как хочешь!..

Насупившийся зам по связи, что-то пробурчав себе под нос, удаляется влево, в сторону развороченного блиндажа, а Федор, повернув в противоположную сторону, к траншее, невольно ускоряет шаг.

Известие действительно хорошее, но, как и предполагал командир взвода, есть у этого известия свои составные части, которые не позволяют делать из возвращения бойцов праздника. Вот они, сидят в просторной ячейке левофлангового пулеметного гнезда. Левой рукой котелок прижат к гимнастерке, а правая с зажатой пальцами ложкой летает туда-сюда с молниеносной быстротой.

Еще на подходе Федор с радостным ёканьем в груди узнает Потапова, Зарайского. Вот, со спины, Рябчиков орудует ложкой так, что котелок звенит, поодаль Гвоздев, пэтээровцы, разведчики из взвода Александрова.