Таежный спрут - Сергей Зверев Страница 4

На работу меня увозил «конторский» автобус, обратно доставлял он же, забитый усталыми коллегами. Деликатные мужчины провожали меня до квартиры, иногда я предлагала им выпить чаю, но при этом не забывала предупреждать, что в таком случае им придется добираться до дому своим ходом. Если это можно назвать личной жизнью, то подобие таковой у меня имелось. Лучше, чем никакой.

Контора располагалась недалеко от станции метро «Проспект Мира». Серое здание эпохи сталинского классицизма – некогда институт стандартизации, в наши дни – квазивоенное заведение под вывеской филиала департамента военного бюджета и финансирования МО, а на деле – контрразведка со всеми вытекающими. Меня определили в «китайский» отдел. Кроме того, существовали «западный», «ориентальный» и самый внушительный – «внутренний». А также множество подотчетных отдельчиков и конторок. Вряд ли есть смысл расписывать мою деятельность, да и длилась она ничтожно мало – до середины февраля. В связи с частичной «декомпьютеризацией», кою придумали и осуществили прежние власти, пришлось разгребать тонны бумаг. Слежка за официальными деятелями КНР, доклады сексотов, истлевшие акты, рапорты, отчеты, бумаги по отслеживанию китаизации родной территории. Все это систематизировалось, по возможности проверялось и загонялось в базу данных. Аллергию на пыль я заработала. Но в целом – не скулила, повода не было. Ни к практической работе, ни к командировкам в «горячие точки» меня не привлекали. Видимо, о «способностях» новой сотрудницы московские товарищи пока не ведали.

Второго февраля я отметила тридцать восьмую годовщину своего существования. Были скромные букетики, уверения в том, что я выгляжу на тридцать два, ну, максимум на тридцать семь… А вечер я провела в одиночестве – перед казенным трюмо с инвентарным номером «АД-568904», в окружении ободранных стен, тараканов и кислого шампанского. Короткостриженая сотоварка по несчастьям, смотрящая из зеркала, была печальна как никогда. У нее был курносый нос, костлявые пальцы и смешная фигура астенического типа (это когда продольные размеры доминируют над поперечными). Чем-то она меня тронула. То ли тоской во взоре, то ли дырявыми трико из гардероба «передового рабочего». В итоге я навела ей маникюр, сделала макияж, а потом благополучно наклюкалась, завершив зимний вечер в Митине проливными рыданиями…

Наутро с больной головой нанесла визит начальнику секретной части – лысому и печальному Сурикову.

– Вы приходите в восьмой раз, Любовь Александровна, – нервно выпалил начсек. – Сколько можно повторять – я не знаю, где ваш Туманов и жив ли он. В Энске его нет, и в Красноярске его нет. А также нет его в Москве, Петербурге, Улан-Удэ, Диксоне и Петропавловске-Камчатском, не говоря уж о таких городах Российской Федерации, как Воронеж, Салехард, Воркута, Самара и многие, многие другие. Не приходите ко мне больше, Любовь Александровна.

– Ну а вдруг он объявится? – с тоской промямлила я.

– О, это будет праздник для всех нас. Вы узнаете об этом в первую очередь. Всё, идите, работайте, – начсек вытер рукавом взопревший лоб.

«Зачем я сюда приехала? – Впервые эта мысль показалась мне настолько убедительной, что я поразилась. – Почему?»

Вечером я дозвонилась до колледжа в Шватлоу.

– С днем варенья, маман, – поприветствовал меня сынок. – Ты как там?

– У меня всё хорошо, – завела я, – квартира у меня большая, работа интересная, люди здесь приветливые, добрые, проверенные…

– И круглый год цветут сливы, – нетерпеливо перебил Антошка. – Завидую я тебе, мать. А у меня, знаешь, проблемы.

– Что такое? – встревожилась я.

– Ну, как тебе сказать… – Антошка как-то по-стариковски закряхтел. – Во-первых, я расстался с любимой девушкой, и поэтому учиться решительно не хочу. А, во-вторых, ловлю себя на мысли, маман, что начинаю забывать русские слова. «Нудлова полевка» помню, а вот «лапша» – не помню…

«Бредит», – решила я.

– Это я к тому веду, мать, чтобы ты не вешала мне ее на уши. Про работу там, про квартиру…

– Да нет, правда… – возмутилась я.

– Да ну тебя, – он пренебрежительно фыркнул. – Ты бы это, маман… – сынуля опять в несвойственной ему манере закряхтел, – ты бы приезжала сюда, что ли… А то я это… – он пыжился, пыжился, а потом через силу выдавил слово, ну совсем не из своего лексикона, – скучаю…

Я опять ревела весь вечер напролет. Пила водку с тараканом (помните старинный обычай? – привязываешь его за ниточку, то отпускаешь, то натягиваешь – за встречу, за отъезд). Через полмесяца не выдержала. Серые стены и мрачные люди действовали разъедающе – как канцероген.

– Хочу обратно в Чехию! – заявила я Бережнову открытым текстом. – Там от меня будет больше пользы.

– Вот как? – нахмурился шеф. – На Родине хорошо, а дома лучше? Сомневаюсь, Любовь Александровна, сомневаюсь. Главная наша работа – в России. Предстоит ударными темпами наладить нормальную жизнь в крупных городах. А это предполагает неустанный поиск врагов… Просто не верится! – шеф сменил тон. – Что такая сознательная и привлекательная женщина норовит нас покинуть. Вы – украшение этажа, коллега!

Ох, натерпелась я этих комплиментов…

– Итак, мне отказано, – пробормотала я.

– Работайте, работайте, – начальник небрежным жестом дал понять, что разговор окончен.

Но в день Советской Армии и Военно-Морского флота он вызвал меня к себе.

– Хотите поздравить? – буркнула я.

– Если вас не устраивает работа в Москве, – игнорируя мои остроты, начал Бережнов, – есть возможность поехать в Сибирь. Либо Энск, либо…

– Только не Энск, – ахнула я.

Шеф уставился на меня с некоторым интересом. Хотя и не без раздражения.

– Он стоит на радоновом плато, – нашлась я, – говорят, фонит.

– Понимаю, – кивнул Герман Игоревич. – Судя по вашему настрою, вы собрались жить вечно. Тогда остается Иркутск.

– А вот это надо продумать, – облегченно вздохнула я.

– Ну ты даешь, маман, – присвистнул Антошка. – Обалденный промоушн. С каждым разом ты забираешься все дальше и дальше. Не удивлюсь, если весной тебя вознесет к Находке, а летом ты всплывешь где-нибудь в Мексиканском заливе.

– Как остроумно, – огрызнулась я. – А осенью войду с запада в Шватлоу и дам тебе затрещину.

– А я к тому времени уже состарюсь, – грустно заметил Антошка и повесил трубку.

Всю ночь мне снился зеленый крокодил…

А в принципе Иркутск мне понравился. Динозавры уже вымерли, но небоскребы еще в проекте. Я прибыла – этакая голь перекатная с двумя чемоданами, без еды, без денег. Но уже в аэропорту меня подхватили, не дали ослабеть с голодухи, помогли найти и кров, и пропитание. Квартирка, не в пример столичной, была опрятненькая, с видом на тихий дворик и заснеженные крыши ИВАТУ. Посреди двора стояла голубятня, и каждый день стаи птиц веселились у самого окна – я смотрела на них часами, не замечая, как летит время. Зимой воробьи, весной голуби…