Петля для скалолаза - Андрей Дышев Страница 4

Я не поднимал глаз, но чувствовал на себе взгляд лысого. Два шага по платформе, за вагон, и оттуда можно спрыгнуть вниз. Высота – не больше трех метров, это, собственно, пустяк, несильный удар по ногам. Если это сделать быстро, то лысый не успеет выстрелить. Но черт возьми, как быстро объяснить Илоне, что нужно сделать?

Я снова дернул ручку двери на себя. Еще выиграл несколько секунд. Но что они мне давали? Все равно я не мог оставить Илону и бежать один.

Лысый приоткрыл дверь и выставил ствол:

– Ты у меня сейчас доиграешься.

Я сразу «вспомнил», как открывается дверка вагона. Мэд вошла в вагон первой. Пол закачался под ее ногами, и она испуганно схватилась за поручень.

– Сядь, – сказал я ей, взял девушку за плечи и подтолкнул к скамейке.

– Was wird geschehen? – бормотала она, заталкивая сапожки в рюкзак. – Armer Grossfater, er wird verruckt, wenn er erfahrt, welches Ungluck hat mich getroffen. [4]

Я подошел к торцевому борту и посмотрел через окно наверх. Из диспетчерской выглядывала обезьянья физиономия Бори. Техник жестикулировал, шевелил губами, усердно демонстрируя свое сочувствие.

Он готов отправить нас на станцию «Старый кругозор», на высоту три тысячи двести, думал я. А что будет потом? Что задумали бравые ребята с автоматами? Станут требовать от властей денег и готовый к вылету самолет?

В это время на платформе появилась молодая дамочка лет двадцати восьми в безобразно-привлекательных лосинах, напоминающих по расцветке трупные пятна, и в овчинной безрукавке, надетой поверх ядовито-желтого свитера. Ее лоб обтягивала такая же желтая повязка, и в мочках ушей покачивались капли янтаря. Она напоминала индонезийскую ниаску, для которых желтый цвет символизирует чистоту, благородство и процветание. Похоже, что лысый попросту вытолкнул дамочку на платформу. Она пятилась к вагону спиной, будто набирала необходимую дистанцию, чтобы разогнаться и пробить собою дверь.

– Сумку верни, бизон вареный! – крикнула она и предупредительно двинула ногой по двери. – Если там что-то пропадет, я тебе брови выщипаю!

Стекло задрожало от серии ударов. Дамочка распалялась прямо на глазах. Она принадлежала к тому типу женщин, которых невозможно переспорить и перекричать, а в гневе они опаснее мужчин.

– Was sagen sie? [5]– шепотом спросила Мэд.

– Это не переводится, – ответил я.

Лысый недолго терпел бунт, приоткрыл дверь и сунул под нос дамочке свой волосатый, похожий на стриженого ежа, кулак.

– Дурак! Колобок пережаренный! – голосом безусловной победительницы крикнула дамочка, плюнула на стекло и пошла к вагону. Я подал ей руку, но она проигнорировала мой рыцарский жест, зашла, отчего вагон закачался, как лодка на волнах, и села посреди скамейки. Мэд, искоса рассматривая дамочку, сдвинулась на край.

– Вы, кроме русского матерного, случайно немецким не владеете? – пошутил я, но, как позже выяснилось, напрасно.

Дамочка подняла глаза, рот ее скривился.

– О! Еще один сексуальный гигант! – устало произнесла она и предупредила: – Вот что, йети, тронешь меня рукой – выщипаю бороду!

Кажется, она приняла меня за сообщника лысого. Я попытался объяснить ей, что, как и она, нахожусь в этом вагоне не по своей воле.

– Поздравляю, – сквозь зубы ответила дамочка, не очень интересуясь моей судьбой, закинула ногу за ногу и прикурила от зажигалки тонкую сигарету.

Я повторил свой вопрос насчет знания немецкого.

– Я что – похожа на идиотку? – фыркнула дамочка и уставилась на кончик тлеющей сигареты. – Более глупого вопроса мне в жизни никто не задавал. На кой черт тебе немецкий, если ты по-русски как следует говорить не научился?

Дамочка наглела. Я не смог промолчать.

– Вам не кажется, что вы разговариваете слишком грубо? Вашего папу случайно зовут не Парасрам?

– Чего?! Какой еще, к черту, Панасрам?

– Парасрам – это индийский мальчик, которого украли и воспитали волки… Но это я так, в порядке бреда.

– Вот-вот, это и видно, что вы все время бредите! – обрадовалась моему признанию дамочка. – И не очень-то похожи на заложника. В автобусе я вас что-то не замечала.

– Я случайно оказался рядом со станцией, и меня заставили зайти в вагон, – ответил я.

– Меня это не интересует, – часто щелкая пальчиком по кончику сигареты, ответила дамочка. – Прокурору будете рассказывать, как вас заставили куда-то зайти… Троянский конь, шпион, пятая колонна…

Мэд смотрела то на меня, то на дамочку, пытаясь понять, что между нами происходит и как нам удалось в считаные секунды найти повод для конфликта.

– У вас красивые колготки, – сказал я, как бы подводя итог нашему короткому диалогу, и демонстративно отвернулся к окну.

Дамочка шумно выдула дым мне в затылок и громко прихлопнула ногой окурок.

Из дверей на платформу вышел очередной заложник. Это был молодой сухощавый мужчина в очках, одетый не для гор – в черную, на синтепоне, куртку и темные брюки, заправленные в полусапожки. Щурясь, он посмотрел на вагон, оглянулся на дверь, словно хотел получить подтверждение, и неуверенно подошел к краю платформы.

Мужчина зашел в вагон и молча встал у торцевого окна к нам спиной.

– Много людей осталось в автобусе? – спросил я у него.

– Что? – переспросил он, оборачиваясь. – Каких людей?

Через толстые стекла очков его глаза казались маленькими, сидящими глубоко в черепной коробке. Черная шапочка, надвинутая до бровей, плотно обтягивала голову и скрывала уши – так шапки надевают только заботливые мамы своим детям. Тонкой шее с точечками ранней щетины было слишком просторно в растянутом вороте зеленого свитера; из-за этого, должно быть, мужчина все время втягивал голову в плечи. Поверх нагрудного кармана куртки висела нелепая медная эмблема с изображением сосны и надписью:

«ПЕТРОЗАВОДСК – ГОРОД СЛАВЫ».

– Я имею в виду заложников, которые остались в автобусе, – уточнил я. – Вы не обратили внимание, сколько там человек?

– Человек тридцать, – ответил мужчина. – Или сорок.

– Какая разница, сколько там осталось! – вмешалась дамочка. – Они пообещали отпустить всех, кроме десятерых. Значит, еще семерых пригонят сюда.

– Шестерых, – поправил я.

– Вас я не считаю, – язвительно ответила дамочка. – Надо еще разобраться, что вы за гусь.

Ну вот! Эта фурия невзлюбила меня всерьез и надолго.

– Отпустят, если милиция выполнит требования, – сказал мужчина, прижимая к груди красные, словно ошпаренные кипятком, руки.