Черная Луна - Олег Маркеев Страница 4

Машинально отряхнула юбку и поморщилась. Рука была в чем-то вязком.

— Вот зараза, — беззлобно выругалась Ольга, потерла ладонь о ладонь.

Обе они стали темно-красными. Она подхватила подол, вся юбка сзади оказалось перемазанной бурой жижей. Ольга оглянулась на камень. Его гладкая поверхность тоже была в жиже. Липкие студенистые комки собрались в раздвоенной ложбинке, рассекавшей гладкую макушку камня.

Ольга затряслась, инстинктивно поднесла ладонь к губам, но тут же отдернула перемазанную в темной жиже руку.

Крови было много. Весь камень и проплешина вокруг него были залиты этой жижей. Это была не ее кровь. Не может из живого человека вытечь столько.

Она испуганно посмотрела по сторонам. Лощина, насквозь пронизанная светом, не казалась уже зловещей и страшной. Просто заболоченный ольховник с поляной и камнем в центре ее.

Но Ольге было страшно. Так страшно, что даже помутнело в глазах, а ноги стали ватными.

Пичуга с отчаянным криком вспорхнула с куста, сбив с веток росу. Ольга вздрогнула, взгляд сам собой упал на куст, росший прямо за камнем. Потом ниже.

Она увидела человека.

Он лежал на спине, запрокинув голову. Черная одежда от горла до живота блестела от еще не засохшей крови. На левой половине груди одежда была распорота. В остром клинообразном разрезе белела кожа. И посреди этого белого пятна чернел крест с кровавыми сгустками по краям.

Ольга заорала во весь голос и бросилась напролом через ольховник в дальний конец лощины. Лишь выбравшись из нее, остановилась. Упала на колени, тяжело, загнанно дыша. Слева поднимался склон Николиной горы. Там лагерь. Люди. Дорога в поселок. Справа склон Чудова холма. На его вершине стоял монастырь. На фоне неба ярко горели маковки куполов.

Ольга посмотрела на Николину гору, потом на монастырь. Надо было бежать, но она никак не могла сообразить — куда.

Ударил колокол на звоннице. Протяжный, чистый звук поплыл над озером.

Ольга встрепенулась, решение пришло само собой. В монастырь. К отцу игумену. Убитый был монахом. Это только сейчас до нее дошло. Монахом.

Ольга бросилась вверх по склону. Несколько раз падала, вскакивала, раня руки о мокрую траву. Бежать было далеко. И не в силах больше терпеть она закричала:

— Убили! Люди добрые! Уби-и-и-ли!

Десять дней спустя

Норду

Получен сигнал «Эрнстфаль». Источник использовал канал связи, законсервированный двенадцать лет назад. Псевдоним источника — «Петр».

Сильвестр

* * *

Сильвестру

Примите незамедлительные меры по уточнению информации. Контакт с источником «Петр» разрешаю.

Навигатор

* * *

Вверх по склону холма медленно поднимался человек. Трава еще не высохла после ночного ливня, спутавшиеся зеленые пряди липли к сапогам, обвивали ноги. Склон был пологий, кое-где вода собралась в лужи, отсвечивала мутным стеклом. Высоко в небе залился песней жаворонок. Человек остановился и закинул вверх голову.

На вид человеку было за пятьдесят, волевое лицо отставного вояки, глубокие складки в углах рта, голубые, с прищуром глаза. Он был одет в полувоенную униформу российских дачников: камуфляжную куртку, темные брюки с накладными карманами и высокие армейские бутсы.

Человек смотрел вверх по склону. Монастырь скрылся за зеленой дугой вершины, только торчал белый шпиль звонницы. Луч солнца вспыхнул на золоченой маковке, как язычок огня на кончике свечи. Человек наскоро перекрестился, свернул с раскисшей тропинки и зигзагом стал подниматься вверх. Ноги ставил «лесенкой», крепко вдавливая ребро бутс в мокрую землю.

На вершине холма он остановился, вытер подошвы бутс о траву. Запахнул куртку, незаметно поправил сбившуюся кобуру, наполовину застегнул «молнию». Тропинка через десяток метров упиралась в ворота монастыря.

Оттуда, из низины, монастырь, подсвеченный клонящимся к закату солнцем, казался парящим над равниной. Здесь, вблизи, он неожиданно отяжелел, не хватало взгляда, чтобы проследить весь изгиб стены, сложенной из тяжелых черных камней. Монастырь, как кряжистый дуб, на века ушедший корнями в холм, властно довлел над округой, только свеча звонницы легко устремлялась в небо и, как на кончике свечи, на ее маковке горел золотой огонек. Человек уважительно покачал головой, осмотрев мощную кладку стен, сработанную из больших валунов, подогнанных так, что между ними не то что палец — спичку не просунешь. Монастырь, казалось, за века сросся с холмом.

Отец игумен сидел все там же, где он его оставил полчаса назад — на скамье у ворот. Только теперь перед стариком стояла молодая женщина, одетая в легкое летнее платье. Она что-то говорила игумену, нервно теребя кончики черного платка, а тот слушал, положив подбородок на клюку. Человек решил не мешать им, достал из нагрудного кармана пачку сигарет, отвернулся; закурил, блаженно выпустив дым;

Внизу плескалось зеленое море. Заливной луг, зажатый с двух сторон редким лесом, плавно спускался к озеру. Зеленое море травы припорошило желтым и васильковым бисером, кое-где тускло отсвечивала застоявшаяся в лужах вода.

Человек втянул носом густой, настоянный на цветущем разнотравье воздух, и пробормотал:

— Одним словом — господствующая высота. Ничего не попишешь. Умели раньше строить. — Он бросил взгляд на холм справа, был он гораздо ниже, со словно срезанной вершиной, густо поросшей кустарником. Судя по редким, скрюченным деревцам и густой темной траве, подступы к холму были сильно заболочены. Человек мысленно прикинул расстояние, траекторию огня, возможность скрытного выдвижения к монастырю и недовольно поморщился. — Умели раньше строить, — повторил он.

У берега ярко вспыхнул солнечный блик. Оставшиеся на катере рассматривали монастырь в бинокль. Человек снял с головы армейское кепи, трижды провел ладонью по седым волосам. Блик еще раз вспыхнул и пропал.

Там на катере на троих оставшихся было два карабина «Тайга», охотничьей модификации знаменитого АК-47, помповое ружье и арбалет, принятый на вооружение американским спецназом. Все легально оформленное и хорошо пристрелянное. Запаса патронов и квалификации стрелков хватило бы, чтобы организовать в окрестностях малую партизанскую войну.

В стране, где закон существует лишь на бумаге, потому что не гарантирует неотвратимости наказания, туризм по родным просторам превратился в занятие для самоубийц. Да и в городах не лучше. В любой момент, как на войне, жизнь может поставить тебя перед вопросом: либо — ты, либо — тебя. И не позавидуешь тому, кому нечем будет ответить.

За долгие годы человек успел тысячу раз убедиться, что жизнь — это война, на которой выживают лишь трусы, сумевшие спрятаться за спинами других, и те, кто, не раздумывая о высоких материях, успевает выхватить оружие первым и решить вопрос «кто кого» в свою пользу. Остальных, не умеющих себя защитить, жизнь затаптывает в грязь, превращает в тягловый скот или пушечное мясо. Ни трусом, ни тягловым скотом человек себя никогда не считал. Несмотря на возраст, в рукопашной схватке он мог дать фору тем-молодым ребятам, что остались на катере, один на один или один против трех — без разницы; о других, менее подготовленных, даже речи вести не стоило. Для более серьезных вариантов, когда физической силы не хватит, в кобуре под курткой грелся короткоствольный кольт.