На вершине власти - Владимир Гриньков Страница 4

Фархад надеялся рано или поздно выкурить повстанцев с их баз. Они располагали допотопным вооружением и почти не имели продовольствия и медикаментов. Однако довольно скоро стало ясно, что он ошибался. Американцы, оценив ситуацию и поняв, что могут утратить влияние в этом регионе навсегда, сделали ставку на повстанцев. За полгода в северные провинции было переброшено столько оружия и боеприпасов, сколько их имелось у регулярных частей Фархада.

С тех пор война с севером, затянувшаяся на десятилетие, не давала послу расслабиться ни на час. Он жил, словно на передовой. Посольство находилось на полувоенном положении, и задачи послу приходилось зачастую решать военные: как расширить госпиталь, построенный на деньги Союза, как обеспечить прием воинских грузов и прочее тому подобное. Со временем Агафонов с изумлением обнаружил, что мало-помалу утрачивает нити управления жизнью посольства, а часть его функций переходит к другим людям. Тот же полковник Гареев, присланный по линии КГБ, позволял себе решать многие вопросы без санкции Агафонова, и даже – чего раньше никогда не бывало – осмеливался вторгаться в те области, которые исконно были приоритетными для МИДа. Это действовало на нервы, и в один из дней Агафонов не сдержался и остановил Гареева в коридоре посольства. Он старался, чтобы голос его звучал ровно, не выдавая обиды:

– Мне из Москвы переслали на днях документ, в котором сообщается, что из посольства регулярно поступают сигналы.

Гареев слушал молча, лицо его ровным счетом ничего не выражало.

– Я имею в виду ваши писания, – продолжал Агафонов. – В частности, по поводу переводчика Хомутова.

Невозмутимость Гареева бесила его, и посол не выдержал, повысил голос:

– Хомутов – единственный сотрудник посольства, владеющий как хедарским наречием, так и языком северных провинций! Единственный! Это вы понимаете?

Щека Гареева, наконец, дрогнула, и он негромко и оттого тем более веско проговорил:

– Разве у нас есть незаменимые работники, Александр Викторович?

Агафонов понял его правильно. В этой фразе разом звучали и предостережение, и угроза.

– На меня возложена задача по обеспечению безопасности посольства, – продолжал Гареев. – Поэтому я настаивал и буду настаивать на этом. Инструкция не должна нарушаться. Хомутов должен быть возвращен на родину.

Развернувшись на каблуках, полковник зашагал прочь. И Агафонов понял, что сделать он ничего не в силах, разве что немного оттянуть отправку Хомутова. Но и только. Гареев своего добьется.

Джавад ехал на север, в Мергеши, не таясь. Его документы были сделаны тщательно, все печати и подписи красовались где положено, и при проверках Джавад чувствовал себя совершенно спокойным.

Автобус останавливали часто, и чем ближе к Мергеши, тем чаще. Здесь начинались мятежные провинции, подавленные террором, но не покорившиеся, и солдаты на контрольных пунктах свирепствовали вовсю. После одной из проверок из автобуса выволокли и увели куда-то двух парней, во время следующей остановки – еще одного. Никто из них не вернулся, и Джавад решил, что на этот раз ему повезло с документами.

Собственным именем он не пользовался уже несколько лет. Менял бумаги и адреса, и это стало привычкой, и из Мергеши в Хедар ездил регулярно, как в командировки, координируя работу столичных групп. Здесь, в Мергеши, был сейчас центр сопротивления, отсюда шли деньги, оружие, идеи и прямые приказы, нацеленные на одно: расправиться с предателем. Кто в дни революции мог предположить, что все так обернется? Все были полны эйфории. Старого монарха не любили, и его низвержение было встречено ликованием. Однако довольно скоро выяснилось, что на смену одному деспоту явился другой. Те, кто поднялся на гребень революции вместе с Фархадом, начали умирать один за другим, и зачастую смерть их была насильственной. Никто не верил Фархаду, утверждавшему, что они предали святое дело и за это понесли кару. Тем временем жизнь становилась все хуже, в особенности на севере.

К Фархаду обратились старейшины, заклиная спасти земляков, протянуть руку помощи. Он же так повернул дело, как будто они, седые и умудренные, призывают к мятежу. Старейшин вызвали в Хедар, а когда они явились – обезглавили. Головы несчастных были выставлены на площади перед президентским дворцом – чтоб было неповадно. С этого дня Фархад был приговорен.

Джавад знал, что предатель так или иначе умрет. Но никогда еще они не были так близки к осуществлению своего плана. Абдул, светлая голова, все рассчитал верно. Именно во время военного парада, когда тысячные толпы на площади и грохот техники отвлекают внимание охраны, возникнуть внезапно, словно из ниоткуда, ужалить – и исчезнуть без следа, пока на трибуне кровь, а в толпе вопли и паника.

Автобус в очередной раз встал. Джавад выглянул в окно – снова проверка, самая окраина Мергеши. В салон вошли двое солдат и еще один – в штатском, Джаваду его лицо показалось знакомым, и едва он успел об этом подумать, как их взгляды встретились. Штатский короткое мгновение вглядывался в лицо Джавада, и вдруг кивнул, как знакомому – но без улыбки. Значит, и впрямь где-то виделись раньше, но где? Джавад мучительно вспоминал, тем временем протягивая документы для проверки. Штатский полистал удостоверение без всякого интереса, но внезапно одна из страниц привлекла его внимание. Лицо его вытянулось, Джавад почувствовал, как озноб охватил тело, хотя еще и не осознал, что произошло. За его спиной солдат, заметив выражение лица штатского, приподнял автомат. Теперь ствол смотрел Джаваду в затылок. Наконец штатский сказал, справившись с изумлением:

– А ты разве не из Физули родом? Что-то я не пойму, земляк…

И Джавад вспомнил! Месяц назад точно так же он попал в проверку на трассе. В прежних документах значилось место рождения – Физули. И этот самый штатский агент, да-да, это был он, пробурчал под нос:

– Земляк, значит!

И спросил что-то про Физули, в котором Джавад отродясь не бывал. Он как-то выкрутился тогда, но теперь – новые документы, ни о каком Физули нет и речи… Ах, скверно вышло… И едва он успел подумать об этом, как его уже волокли к выходу из автобуса.

На контрольном пункте, в тесной вонючей комнатенке, его продержали около часа, пока не пришла машина. Джавада швырнули на заднее сидение, и по тому, как с ним обращались, он понял, что попал к людям из службы безопасности. Значит, дела совсем плохи.

Бить начали сразу, едва успев доставить его на место, и только когда он был уже совсем плох, приступили к допросу. По характеру вопросов Джавад понял, что его принимают за того, кем он и был на самом деле – за связного. Это значило, что умереть ему не дадут, пока он не скажет все.

Здесь, на севере, служба безопасности в последнее время не могла похвастаться особыми успехами, и начальство, сидевшее в Хедаре, уже начало выражать недовольство. Связной мог отвести от них удар, оставалось лишь заставить его разговориться.

С Джавадом промучились двое суток, но не продвинулись ни на шаг. Даже его настоящее имя не удавалось установить. Наконец, решившись, связались со столицей и доложили: захвачен связной, следовал из Хедара, очевидно, с важной информацией. Расчет был прост – хедарцы явятся незамедлительно, и кто знает, не исключено, что решат сами заняться этим молчуном. А уж тогда с них и спрос. Не добьются ничего, спровадят на тот свет – они и виноваты.