Убить людоеда - Борис Бабкин Страница 4

– Меня – Ира.

– Так, – он протянул ей большой свитер, – давай-ка натягивай, хотя колоться будет. Вот что, сначала это надень… – Он вытащил из висевшего на стене рваного рюкзака мужскую рубашку и теплые кальсоны.

– А откуда все это здесь? – спросила Ирина.

– В жизни всякое бывает, а эта избушка как бы точка спасения, если беда какая – медведь порвет а может, что-нибудь повредишь. Или таких, как мы сейчас, встретишь. И одежда есть, и еда… правда, кто-то забрал почти все. Но это узнается и накажется, – заверил он ее. – Здесь безнаказанными плохие дела не остаются.

– А ты, значит, что-то очень хорошее сделал, за что тебя и посадили… И сколько сейчас за такие дела дают?

– Шесть получил. Участкового избил и брата его, тоже мента. Да какая разница? Тебе помогаю, поэтому не язви, не надо.

– А почему сбежал?

– Одевайся, – Иван кивнул на рубашку и кальсоны, – и накройся. – Он вытащил старую простыню. – Одевайся, а я отвар налью.

Ирина натянула рубашку и кальсоны и неожиданно фыркнула.

– Видела бы ты сейчас свою маму, доченька, – прошептала она.

– Оделась? – стоя к ней спиной, спросил Иван.

– Да, – улыбнулась она и ойкнула от боли в губах.

– Когда отвар попьешь, губы слегка жиром смажь, тогда все быстро пройдет, а то долго мучиться будешь.

Иван помог ей привстать и подал кружку.

– Тряпкой возьми, – посоветовал он, – горячая.

Ирина обмотала кружку тряпкой, поднесла ее к губам, сделала маленький глоток и закашлялась. Иван забрал у нее кружку. Надрывно кашляя, Ирина прижала руки к груди.

– Пей, – сказал Иван, – все дерьмо ненужное уйдет.

– Не могу, – промычала она. – Как можно пить такую гадость?…

– Пей, твою мать! – рявкнул он.

Ирина, вздрогнув, сделала еще глоток и снова закашлялась.

– Пей! – повторил Иван.

– Мало тебе дали, – тихо произнесла женщина.

– Ну и баба! – Иван беззвучно рассмеялся. Ирина сделала два глотка. Покосившись на Ивана, вздохнула и снова начала пить. Ей стало жарко, на лбу выступил пот. Иван отошел к печке.

– Хватит? – жалобно спросила она.

– Допивай, – не оборачиваясь, буркнул он.

Ирина увидела, как он взял в руки большую кастрюлю, открыл дверь, зачерпнул снег и поднес кастрюлю к печке.

– А это для чего? – спросила она.

– Ноги парить будешь.

– Ноги парить? Но я терпеть не могу это делать…

– Все, обсуждению не подлежит. Ты должна более-менее восстановиться. Пурга утихнет – двинемся. Пойдем на Гнилой мост, это отсюда недалеко, там люди есть. На улице тебя не оставят. А у меня свои дела есть, да и светиться мне незачем.

– А почему ты мне сказал, что ты бежавший из колонии преступник?

– Врать не хочется. Зачем? Вот держи… – Иван вытащил из рюкзака шерстяные носки.

– А это зачем? – удивилась Ирина.

– Сразу, как попаришь ноги, носки наденешь, и все – простуду как рукой снимет.

– А здесь что, есть все необходимое? Но ведь запросто могут обворовать или…

– Во-первых, – перебил Иван, – эта избушка вроде «скорой помощи». Точнее, пункт неотложки. Во-вторых, если что-то пропадет, станет ясно, что в тайге чужой, и далеко ему не уйти. Конечно, если бы ты вещи отсюда забрала, то это бы поняли и ничего бы тебе не сделали. Такие избушки с давних времен ставят. Сейчас, правда, мало их осталось, да и то только в такой глуши, как здесь. Народ пошел хреновый. Идут в тайгу кто за пушниной, кто за золотом, кто за чем. И ничего у них не получается, вот и хапают все, что попадается. В этих краях в ходу такое слово – подснежники. Так не про цветы говорят, а про трупы, которые по весне находят… Ну ладно, как ты себя чувствуешь?

– Спасибо, сейчас намного лучше. Спасибо.

– Спасибо в карман не положишь.

– Я заплачу.

– Я тебе вот что скажу… сейчас ты, конечно, не поймешь, но потом обязательно сообразишь и ненавидеть меня будешь. Так вот помни, что ты этого не делала. Объяснять я ничего не буду, но запомни: ты этого не делала.

– Чего?

– Все, хватит, сейчас это ни к чему, а объяснять я не хочу для твоего же блага. Просто запомни мои слова.

– Хорошо, я запомню.

– Ну, давай суй ноги… – Проверив температуру воды, он поднес кастрюлю к топчану. – И не выделывайся. Локоть терпит – значит, ноги не обожжешь.

Ирина осторожно дотронулась до воды и, взвизгнув, отдернула ногу. Иван, неожиданно присев, навалился грудью на ее колени. Она, пронзительно закричав, вцепилась ему в волосы.

– Замри! – крикнул он. – Притерпится.

Ирина застыла.

– Горячо, – кусая губы, прошептала она.

– Сиди спокойно, и все будет нормально. Мурашки по телу пробежали?

– Да.

– Значит, тело прогревается. Посиди, а потом воду стряхнешь и сразу ноги в носки. И ложись. Понятно?

– Да. А поесть можно? – смущенно спросила Ирина. – Я голодная.

– Значит, очухалась.

– А если тебя поймают, вернут в колонию?

– Вернут. Но сначала я сделаю то, за чем ушел. – Иван отошел к печке.

Выселки

– Ну что, Денов еще не появился? – насмешливо спросил высокий мужчина в камуфляже. – Ты ему, тетка, передай – пусть сам сдается, а то если мне попадется, я его как муху прихлопну!

– А что же вы с братаном своим орали, как поросята, которых на убой ведут? – насмешливо спросила средних лет продавщица. – Ишь расхрабрился. Иди отсюда! – кивнула она на дверь. – Сейчас мужиков кликну, они тебе враз ребра пересчитают за язык твой поганый. Или думаешь, вечно ваш дядька в прокуратуре сидеть будет?

– Так уже все, – засмеялась полная женщина с хозяйственной сумкой, – нет дядьки-прокурора у Торовых, под следствие он попал. И они скоро там же окажутся, с Ванькой увидятся.

– Не встретятся, – возразил вошедший мужчина. – У ментов свой лагерь имеется. А ты бы исчез шустренько, – кивнул он камуфляжу. – У Соболя день рождения, сейчас придут за бухарой. Сам знаешь, что Соболь по пьяному делу и пришить может.

Камуфляж быстро вышел.

– А ты, тетка Тамара, не лей слезы попусту, – обратился мужчина к стоявшей с опущенной головой Деновой. – Ванька просто так не подставится.

– Ну-ка двигай отсель! – закричала продавщица. – А то сейчас по тыкве твоей дурацкой гирькой шарахну! Ты чего мелешь-то?

– Да я просто так, – зная характер продавщицы, пробормотал попятившийся к выходу мужчина, – то, что и все говорят. Ты, Зинуля, сигарет мне дай.