Последний аргумент закона - Андрей Воронин Страница 4

— Еще ни одну машину не утащили отсюда на буксире, все выехали сами, Феликс любовно провел ладонью над сверкающим капотом старого «мерседеса», боясь прикоснуться к нему.

— Я понимаю, что это интересно, но настолько же и бесполезно.

— Илларион, ты просто завидуешь мне. Мы с тобой знаем, что женщину и машину выбирают одинаково, выбор останавливают на той, к которой лежит душа. Тебе какая из них нравится больше всего?

— «ЗИМ», — не задумываясь, ответил Забродов.

— Почему?

— В нем может разместиться большая компания и останется место для закуски и выпивки. Идеальная машина ездить на пикники вместе с детьми и собаками.

— Странные у тебя ассоциации рождаются в голове — дети, собаки…

— Он функционален, в нем — старый комфорт без наворотов. Сейчас такого в машинах не отыщешь — соединение трактора и лимузина.

— Насчет трактора ты это зря, — почти всерьез обиделся Феликс.

— Что, этот «ЗИМ» и есть твоя любимая машина? Феликс обиделся еще больше:

— Как ты мог подумать подобное? Таких «ЗИМов» осталось довольно много. Ценна та машина, которая существует в единственном экземпляре, какую невозможно повторить. Чтобы разработать и создать модель, строились заводы, отрабатывались технологии. Немыслимо воссоздать все это громадье в точности, уже утеряны станки, не существуют марки стали…

— Они не существуют в чистом виде, — негромко сказал Илларион. Современные машины — дети тех, которыми занимаешься ты. Честно признаться, я и люблю «лэндровер» за то, что он, практически, не перетерпел никаких изменений со времен второй мировой войны. Поменялся лишь дизайн кузова, а то, что внутри, осталось прежним.

— Только поэтому я и согласился заняться твоей машиной, — буркнул Феликс, недовольный тем, что его перебили. — Моя любимая и самая ценная машина — та, он указал рукой на что-то, стоявшее у стены. Машиной это можно было назвать лишь условно. — Синий «бьюик» четырнадцатого года выпуска.

— Синий? — усмехнулся Илларион. — Откуда ты знаешь, что он синий?

То, о чем шел разговор, с таким же успехом можно было назвать и колхозной сноповязалкой. Стальная рама, какие-то агрегаты, пара рычагов. Даже намека на руль не существовало.

— Я абсолютно точно знаю, что это синий «бьюик», который держали специально для тех случаев, когда члены императорской семьи приезжали в Москву. Больше никому не позволялось ездить на этой машине.

Глаза у Феликса горели одержимостью. Он подошел к стене и снял с самодельной полки папку.

— Вот, — Феликс распахнул папку.

На фотографии виднелась открытая машина, у дверки которой стоял император, то ли перед войсками, то ли перед пожарными. Качество печати, ухудшенное ксероксом, не позволяло это понять.

— Вот, эта самая машина! Ты даже не представляешь себе, чего мне стоило ее отыскать.

— По-моему, на такие вещи натыкаются случайно, — небрежно заметил Забродов.

— Я знал, что она существовала, и даже знал, где нужно искать «бьюик». Но попробуй пойми, что именно из груды металла принадлежало раньше автомобилю, когда на руках нет чертежей, когда нет даже примерного технического описания!

— Ты надеешься его восстановить?

— Обязательно!

— И он будет ездить?

— Конечно!

— Тогда я с легкой душой передаю свой «лэндровер» в твои руки.

— Твоя машина по сравнению с синим «бьюиком» — арифметическая задача для первоклассника по сравнению с логарифмическим уравнением.

— Что ждет эти машины в будущем?

— Три продам, — с неохотой признался Феликс, — а «бьюик» останется у меня.

— Ты единственный, кто знает, что эта машина существует? Я знаю, но пока еще не верю в то, что это реальность, — глядя на ржавый, хотя местами уже очищенный металл, признался Илларион. — И все же посмотри мой автомобиль.

— Да, конечно.

Мужчины вышли во двор, и Феликс, подняв капот, хитро глянул на Иллариона.

— У тебя взгляд человека, который наблюдает, как хирург копается во внутренностях его близкого родственника.

— Ты близок к истине.

Феликс быстро отсоединял провода, снимал патрубки, простукивал детали, разве что не нюхал и не лизал языком системы и агрегаты.

— Я, конечно, не волшебник и не знахарь, но, по-моему, твоя машина послужит еще лет двадцать, даже если ты будешь стараться ее угробить.

— Я никогда не ставил такой цели.

— Вся твоя жизнь, Илларион, это стремление угробить если не других, то самого себя. Мне придется перебрать двигатель по винтику.

— Как боевой автомат? — ухмыльнулся Илларион.

— Да. С той лишь разницей, что в двигателе деталей в сотни раз больше.

— Надеюсь, ты не собираешься делать это с завязанными глазами?

— Понадобилось бы — сделал.

Разговор подошел к самому неприятному моменту:

— Сколько я тебе буду должен?

Феликс посмотрел на друга непонимающим взглядом:

— Ты серьезно спрашиваешь или издеваешься?

— Всякая работа имеет свою цену. Я забираю твое время, эксплуатирую твое умение.

— Кое-что из моего умения получено от тебя, — напомнил Феликс, — и считать, кто кому должен «по жизни» — дело пустое.

— Так не пойдет, — жестко произнес Забродов. — Знал бы, что ты так поведешь себя, то обратился бы к другому мастеру.

— Мог бы — обратился бы, — ухмыльнулся Феликс. — Только я один справлюсь с твоей машиной. Пригнал бы к халтурщику, слесарь открыл бы капот и выругался бы матом. Простому смертному не разобраться, где тут что находится.

— Если ты не возьмешь деньги, я уеду на машине прямо сейчас.

— Ты про выпитое пиво забыл, — напомнил Феликс.

— Позже уеду. Бутылка пива выветривается через сорок пять минут.

В голове у Забродова имелось множество полезных сведений, которые, в лучшем случае, пригождались раз в жизни, а иногда так и оставались невостребованными. В этом смысле он был ходячим энциклопедическим справочником.

Феликс поставил ногу на бампер джипа и задумчиво крутил в руках сигарету.

— Без денег ты, Илларион, не оставишь джип у меня?

— Нет. Не забывай, ты уже подрядился чинить машину.

— И ты заплатишь любую сумму, которую я запрошу? — в глазах у Феликса читалось веселье, он, как и Забродов, любил розыгрыши.

— Если ты не заставишь меня платить в монгольских тугриках, то, считай, заметано.