Выход на бис - Леонид Влодавец Страница 41

— Простите, — поинтересовался я, — как это может быть? Полиция Хайди коррумпирована, и в нее бессмысленно обращаться, а Президент дает санкцию иностранцам на проведение боевой операции на собственной территории?

— Се ля ви! — ответил Куракин, и я понял без перевода. Полиция коррумпирована, а Президент еще коррумпированней. Отсыпь такому маленько — он тебе и не на такие дела санкцию выдаст.

— Значит, меня хотели освободить? — спросил я. — Но почему тогда так долго не снимали наручники? И парализантом поливать зачем?

— Это досадное недоразумение, Дмитрий Сергеевич! Разумеется, наши люди, выполнявшие операцию, должны были действовать быстро и, разумеется, не имели времени что-либо вам объяснять. Ну а здесь они поместили вас в изоляцию только потому, что каюту для вас и вашей супруги еще не успели приготовить.

«Ладно тебе, дяденька, мозги детям заполаскивать! — опять же про себя съехидничал я. — Просто тебе надо было показать, что у вас есть и кнут, и пряник. Дескать, будешь хорошо себя вести — будешь жить в приличной каюте с женой. Будешь хамить — сядешь в уже известную душегубку. Возможно, с выключенным вентилятором».

— Прошу меня извинить за причиненные вам неудобства, — расшаркался принс Куракин. — Надеюсь, что завтра, когда вы отдохнете от всех треволнений и ощутите себя свободным человеком, мы сможем поговорить несколько подробнее. А пока я препоручаю вас вашей очаровательной Елене Ивановне и более не задерживаю…

Хрюшка быстро подхватила меня под руку и повлекла в коридор. Оказалось, что каюта, которую князь-батюшка выделил нам для семейного счастья, находится совсем неподалеку. Само собой, что в сравнении с той конурой, где я сидел поначалу, это был рай земной. В каюте был раздвижной диванчик, на котором, если раздвинуть, двоих можно было уложить рядом, а не только в два этажа. Тут был даже санузел: душ, туалет и умывальник, скомпонованные на площади в два квадратных метра. Наконец, тут можно было пожрать по-нормальному, то есть сидя, а не лежа, потому что имелся стол и два кресла. Жрать, кстати, уже принесли. Правда, ничего горячего, конечно, не было. Салаты, бутерброды, фрукты и соки. Еще было сухое белое вино. Может, под тропическую погоду оно было и неплохо, но я-то почти сутки не ел.

Особливо приятно съелись бутерброды с ветчиной и холодной телятиной, само собой, сырком тоже не побрезговал. Хлеб был нарезан даже не просто по-русски, а по-чебаковски, то есть толстыми ломтищами в два пальца толщиной. Салаты я слопал так быстро, что даже не запомнил, из чего они были сделаны. Может, там и лягушки были или улитки, не распробовал. Хрюшка, конечно, тоже кушала, но больше молола языком, тем более что я сам был не против узнать, как она дошла до жизни такой и нет ли у нее каких-то выходов на Чудо-юдо.

— Надо же, — произнесла она, подперев ладошками щеки, в тот момент, когда я откусил первый кусок бутерброда и метнул в пасть первую столовую ложку салата, — все, как во сне! Сидишь, ешь — и живой, будто никуда не пропадал.

— Я и не пропадал, — прожевывая один кусок и тут же отхватывая второй, сказал голодающий. — Это ты пропала. Хоть бы рассказала, ради смеху, где тебя черти носили?

— Главный черт — это вы, сеньор Волчара. Сидела в самолете, никого не трогала, даже дремать начала. Вдруг подходит бывший вполне законный супруг, с которым меня его родный папа из соображений высшей политики развел, и тащит в самолетный туалет. Глаза бешеные, пышут жаром, сам явно не в себе. Ну, думаю, трахнуть собрался. Конечно, другая бы спорить стала, но я службу знаю…

— Это я помню.

— Прекрасно. И вот, когда я, рабыня вашего высочества — до величества ты еще не дослужился, — уже морально готовилась хотя бы проснуться ради исполнения своего интернационального супружеского долга, гнусный Волчара достает из-под унитаза парашют!

— Не надо ля-ля! Парашют был просто в шкафчике номер три. А это вовсе не под унитазом, а намного левее.

— Великолепная память! Но на фига мне парашют? У тебя с этим воспоминания молодости связаны, я понимаю, но я-то, мирное животное, к тому же в одной маечке и тощих-претощих брючках. Слава Богу, хоть на ногах кроссовки были, а не босоножки.

— Вот эти детали не помню, хоть убей.

— Надо бы убить, да жалко. Другого такого обормота не найдешь. Кушай, кушай! Аппетит-то волчий! Продолжаю излагать.

— Я кушаю и слушаю.

— Так вот. Волчище пристегнул себе к пузу бедную Хрюшечку, нажал какую-то кнопку — и р-раз! — падаем. Ужас! Потом — хлоп! Летим. Самолет от нас улетает, мигалкой помигивает, а внизу-то океан. И огонечки далеко-далеко светятся. Километров за сто. А у меня, дуры, в голове одно: сейчас упадем, и нас акулы съедят.

— Здравое, кстати, рассуждение, — заметил я.

— У меня-то здравое, да у тебя-то его не было. Мне бы надо было еще в самолете заорать: «Держите его, у него крыша поехала!» А я постеснялась, не сообразила. Привыкла, что все в твоей башке знаю и понимаю. Уж кому-кому, а мне-то надо было понять, что после того, как человек две предельные однократные дозы «Зомби-7» за раз себе вколол, с ним может все что угодно приключиться.

— А я точно вкалывал?

— Вкалывал, вкалывал. Тебе это сам Чудо-юдо объяснял. Предельная однократная доза исчисляется из расчета 1 миллилитр на 100 килограммов веса. А ты забурил два кубика при тогдашнем весе в 86 кило. Танечке бедной вообще два с половиной вкатил, а у нее всего 64 кило было. Но почему-то не померли, я это даже сейчас не понимаю. Ладно, это дело прошлое. В общем, долетели мы до воды и плюхнулись. Первым делом ты меня отстегнул и приказал отплывать подальше, чтобы не запутаться в стропах. Но в это самое время ветер поднялся. Или порыв налетел, может. А купол еще не совсем погас, он только прилег к воде. Ветер его надул, как парус, и тебя потащило за ним. Далеко унесло или нет, не знаю. Темнота ведь, луна за облаками, звезд нет — страх Божий! Вот с тех пор я тебя и не видела. С того самого момента.

— Ладно, — сказал я, хотя многого из того, что сообщила Хрюшка, припомнить не смог. — Рассказывай, что с тобой дальше было и как ты на этой французской посудине очутилась.

— Ну, поплавала немного в воде. Благо не холодно, градусов двадцать пять водичка. Замерзать стала только к утру. Орала, конечно, тебя звала, вообще кого-нибудь. Отдыхала на воде. Немного ревела, кажется. Потом огоньки появились, когда уже светало, с темной стороны. Подошел катер, знаешь, такой, с большими удилищами на корме. Там была семья — отец, мать, две дочки взрослых и сынок лет десяти. Янки. Очень симпатичные, вежливые, приятные. Кофе с ромом дали, накормили, обсушили.

— Ну а то, что я там где-то поблизости плавал, вам было, конечно, по фигу? — Хотел пошутить, но получилось очень серьезно, и Хавронья насупилась.

— Нет, что ты! Мы искали. Я их заставила три раза по полторы мили пройти. Не нашли… А потом, знаешь ли, они сказали, Что лучше тебя не искать. «It's the Sharks bank, lady!»