Жизнь взаймы - Виталий Гладкий Страница 42

– Я не стала занимать твой кабинет, – сказала Анна Григорьевна еще в вестибюле.

– Ждала?

Наверное, она что-то уловила в голосе Паленого, потому что ответила резко, с вызовом:

– Да, ждала!

Он промолчал. Незачем дразнить гусей без нужды. Сотрудники фирмы должны увидеть счастливую пару. Как же – возвращение мужа к любящей жене с того света. Такие события случаются весьма редко.

Но сотрудники по дороге почему-то не встречались. Паленый посмотрел на свои часы – без четверти девять. Все ясно, понял он, фирма работает с девяти.

Хитро, мысленно восхитился действиями свой "супруги" Паленый. Анетт все продумала. Незачем травмировать больную психику мужа большой дозой впечатлений. Пусть вникает в дела постепенно… если, конечно, он что-нибудь в них смыслит. Еще одна проверка? Возможно.

И опять-таки – зачем? Загадка…

Кабинет Князева по размерам был как танцплощадка. Наверное, его преследовала мания на все масштабное и крупногабаритное, подумал Паленый, вспомнив загородный дом. Да и само здание офиса было очень большим по площади.

– Садись, принимай дела, – сказала Анна Григорьевна, указывая на массивное кресло ручной работы с золотыми вензелями.

– Не нужно так плохо шутить, – угрюмо ответил Паленый. – Я сейчас не в том состоянии, чтобы претендовать на главенство в фирме. Ты уже въехала в ситуацию, вот и продолжай в том же духе.

– А ты чем будешь заниматься?

– Чем скажешь. Лишь бы я был хоть как-то полезен для общего дела.

– Убедил… – По лицу Анны Григорьевны не было понятно, нравится ли ей такая ситуация или нет. – Для начала тебе нужно подписать кучу разных бумаг. У меня, сам понимаешь, с этим были большие проблемы, с которыми я до сих пор не расхлебалась.

Паленый пожал плечами и ответил:

– Если нужно…

– Нужно – это не то слово. Крайне необходимо.

– Что ж, я готов…

Папка, которую Анна Григорьевна принесла Паленому, была весьма пухлой. Там лежали договора, счета и еще какие-то документы, которые были для него словно китайская грамота.

– Показывай, где мне ставить свои каракули, – сказал Паленый, наугад выбирая авторучку.

Он старался выглядеть уверенным и спокойным, но в глубине души Паленый дрожал, как заяц.

С подписью ему пришлось много повозиться. Он прекрасно понимал, что подпись – это его главная верительная грамота. Он срисовал ее с паспорта Князева и упражнялся в написании месяца два, пока не добился нужного результата.

Это была нелегкая задачка. Князев расписывался размашисто и витиевато. Чтобы хорошо рассмотреть все его закорючки, даже пришлось приобрести сильную лупу. Паленый трудился, как проклятый, исписав при этом горы бумаги.

В конце концов, рука начала работать четко как автомат. Чтобы не потерять "квалификацию", Паленый тренировался каждый день, даже в доме Князевых. Исписанные бумажки он сжигал в камине, а пепел растирал кочережкой.

Что касается самого почерка Князева, то здесь было не все ладно. По крайней мере, так думал Паленый. Записи в блокноте, найденном в кармане мертвеца, явно были сделаны впопыхах.

Конечно, Паленый старался досконально изучить все особенности почерка (уж неизвестно, зачем; скорее всего, от безделья, так как ему и в голову не могло прийти, что он попадет в дом Князева). Но все равно сомнения определенные были.

Оставалось лишь уповать на амнезию. Что возьмешь с дурика? Если он не помнит прошлого, то не исключено, что и почерк у него мог измениться. Аргумент, конечно, слабоватый и малоубедительный, и все же, за неимением лучшего, сойдет.

Но сейчас наступил очень ответственный момент. Он догадывался, что Анна Григорьевна устраивает ему очередную проверку.

Неужели она все-таки сомневается в личности Паленого? Неужто в глубине ее души теплится надежда (или опасение), что перед нею настоящий Князев?

Не исключено. Авария, многочисленные раны и травмы, долгое скитание в рубище бомжа, а затем пластическая операция могли здорово изменить внешность человека. И не только внешность, но и его внутренний мир. Это Анна Григорьевна, как умная женщина, понимала.

Оставалась надежда все расставить по своим местам, заставив Паленого расписаться. Анна Григорьевна знала, что подпись подделать очень трудно, если не сказать – невозможно.

Паленый совершенно не сомневался в том, что сегодня же подписанные им бумаги лягут на стол эксперта-графолога. И что он выдаст в своем заключении, можно было только гадать…

Первым посетителем оказалась (собственно, как и должно) секретарша Князева, высокая симпатичная девушка, которую звали Марина. Увидев Паленого в кресле, она сначала охнула, а затем начала говорить, как сотрудники фирмы по нему соскучились (а она – особенно), как трудно без него работается, как все его любят…

Короче говоря, детский лепет. Хорошо хоть не полезла лобызаться. Уж он-то понимал, что эти смотрины Анна Григорьевна сделала не без задней мысли. Ей хотелось узнать реакцию подчиненных.

Затем косяками пошли начальники служб и отделов. Паленый делал вид, что помнит их (так было договорено с Анной Григорьевной), любезно раскланивался и тискал руки. На всякий случай он немного сдвинул шторы, чтобы освещение в кабинете не было чересчур ярким.

Одним из последних пришел на прием и его попутчик, зам начальника сбыта Ползиков. Он смотрел на Паленого, как побитый пес.

– Что приуныл? – улыбнувшись, спросил Паленый. – Или вчера был тяжелый день?

– Вы, это… простите меня, Александр Игнатьевич…

– За что простить?

– Ну, я вас в некотором роде заложил…

– И правильно сделал. Спасибо тебе.

– Вы точно на меня не сердитесь? – просиял Ползиков.

– Точно. В противном случае указал бы на порог.

– Уф-ф… – Ползиков потер рукой грудь в области сердца. – А я думал мне кранты.

– Марина! – Паленый нажал на кнопку селекторной связи.

– Слушаю, Александр Игнатьевич! – ответил динамик.

– У нас есть что-нибудь приличное? Ну, ты понимаешь. И две чашки кофе.

– Сей момент!

Коньяк и легкая закуска появились, словно по мановению волшебной палочки.

– Марина, я для всех занят, – сказал Паленый, когда девушка принесла кофейник.

– Естественно…

Она вышла. Паленый разлил коньяк по рюмкам и обратился к Ползикову, который все еще чувствовал себя неуверенно:

– Почему дрожишь, как заяц? Или я такой страшный?

– Извините, Александр Игнатьевич, но сейчас рабочее время…

– Я разрешаю.

– И вообще…