Троянская лошадка - Андрей Дышев Страница 43

– Но однажды на него напали хулиганы, – предположил я.

– Нет. Все было проще. Однажды ограбили его квартиру. Вынесли телевизор, видак… Словом, какую-то бытовую технику. И я увидела моего героя другим. Он неделю плакал навзрыд! Скажи мне кто-нибудь об этом, я бы ни за что не поверила, если бы не увидела это собственными глазами. Он при мне ходил по квартире в одних трусах, не брился, пил водку, кричал визгливым голосом и плакал. Целую неделю его лицо было мокрым от слез и соплей. Особенно меня поразил его голос: тонкий и высокий, как у бабы.

– Ты его пожалела?

– Я пожалела, что воры так мало вынесли… Пойдем, я уже отдышалась.

– И с той поры его ухаживания ты уже не принимаешь? – спросил я, поддерживая эту малоинтересную мне тему ради того, чтобы Марго перестала выпытывать у меня про Ирэн.

– Я не принимаю. Но вот моему папику этот тип очень нравится. Мой папик – человек практичный. Он оценивает людей только по их способности зарабатывать деньги… Но к чему я все это тебе говорю? Эта Игра многим откроет глаза, многое поставит с ног на голову. Так что не надо зарекаться.

Эта белка с косичками учила меня жизни! Она говорила со мной менторским тоном, как человек бывалый, знающий все тонкости житейских передряг. Я сделал вид, что не понял ее намеков на мои с Ирэн отношения.

– Да, ты права, – задумчиво произнес я. – Игра открыла глаза Лобскому. Он вряд ли мог ожидать, что я оставлю его.

– Какие же эти мошки настырные! – вдруг раздраженно сказала Марго и шлепнула себе по щеке. – Тупые и настырные! Вот зациклились они на моем лице, и ничего другого видеть не хотят!

Марго, безусловно, была права в одном: Игра поможет лучше узнать друг друга. Я уже твердо знал, что Марго не выносит чьего-либо мнения, если оно идет вразрез с ее собственным. Если она была в чем-либо убеждена, то это убеждение было для нее истиной. И спорить с ней было бесполезным делом.

Лес менялся прямо на глазах. Он становился все более редким, и все чаще нам попадались открытые прогалины с высокой сочной травой и редкими пальмами с короткими и пузатыми, похожими на ананас стволами. Я впервые после приземления увидел небо и солнце и услышал щебет птиц.

Марго, развивая свою теорию о предопределенности высоких чувств между мужчиной и женщиной, помещенных в экстремальные условия, бодро шагала рядом со мной, заставляя меня всякий раз убирать с ее пути усаженные шипами ветви пальм, словно раскрывать перед ней многочисленные двери. Но делал я это вовсе не ради этических норм. Марго, что мне очень нравилось, не играла со мной в поддавки, любыми способами вынуждая меня ухаживать за ней. Мне казалось, что она вообще не видела эти колючие пальмовые ветви, способные оставить глубокие шрамы на лице, как, собственно, не замечала ни змей, ни пауков. Она была настолько поглощена разговором, настолько увлеклась процессом вовлечения меня в свою веру, что перестала воспринимать окружающий ее мир. Если бы не я, шипованные ветки безжалостно хлестали бы Марго по лицу, царапая щеки и лоб.

– … я вообще предпочитаю никогда не доверять первому чувству, какое вызывает у меня незнакомый человек, – говорила она, глядя на меня и стремительно сближаясь со стволом дерева-гиганта сала. Я едва успел притянуть ее к себе за руку, иначе было не миновать столкновения. – Бывает, увидишь какого-нибудь красавца – улыбка, губы, глаза. Ах! За сердце хватаешься. А проходит время, и крутишь носом: выпендрежник, любит только себя, жадный, мелочный… И становится стыдно. А я не люблю, когда мне стыдно. Я терпеть не могу угрызений совести! И потому я взяла себе за правило: не делать поспешных выводов о человеке, какое бы сильное впечатление он на меня ни произвел.

– А как же Лобский? По-моему, ты уже сделала о нем поспешный вывод.

– А я давно его знаю! – неожиданно заявила Марго, хотя, как мне показалось, она тотчас пожалела об этом. – Точнее, не я, а мой папик.

– Твой отец знает Лобского? Надо же, как мир тесен!

– Не то чтобы знает, – принялась корректировать свои же слова Марго. – Но была у них одна неприятная встреча… Как-то папик вел в США переговоры о совместном строительстве на Алтае бумажно-целлюлозного комбината, и американцы пригласили для консультации по экологическим вопросам Лобского…

– А с какой стати американцев консультировал Лобский? – удивился я.

Марго уже откровенно сожалела о том, что проболталась.

– Я не хотела бы… Понимаешь, папик просил меня не распространяться об этом… – мучительно подыскивала она слова. – В общем, когда-то давно Лобский руководил секретным институтом ядерных технологий. Он находился где-то там, на Алтае, его давно закрыли… И американцы почему-то решили, что никто лучше Лобского не знает, насколько Алтай загрязнен радиоактивными отходами. Вот и пригласили его в качестве консультанта. А тот – рад стараться! – наговорил американцам про запредельную радиоактивность алтайской древесины. Переговоры, разумеется, сорвались, хотя продукция моего папика идет на экспорт во все страны Европы, а там ее проверяют по десять раз. Папик очень переживал, он говорил, что Лобский гадит соотечественникам от зависти, потому как ничем другим заработать не может…

– Неужели только в роли консультанта он заработал на роскошный «Мерседес»?

Марго пожала плечами:

– Не знаю, откуда он взял деньги. Папик пытался разнюхать об этом типе побольше, но в биографии Лобского оказалось столько белых пятен! А вообще, он хоть и сволочь, но несчастная сволочь. От него ведь сбежала жена. И не с кем-нибудь, а со студентом Университета дружбы народов. И умотала с ним в какую-то далекую страну. А студент за несколько лет сделал себе головокружительную карьеру и стал премьер-министром. Так что бывшая супруженция Лобского теперь вторая леди государства. Представляешь, какой это удар по самолюбию Лобского? Вот он и бесится от злости и гадит всем подряд.

– Лобский, наверное, узнал тебя?

– Как он может меня узнать? Он меня ни разу не видел, и фамилию мою не знает. Если, конечно, ты не скажешь ему, кто мой папик…

Я хотел ответить, что скорее лангуры растрезвонят о папике Марго, нежели я хоть словом обмолвлюсь о нем, как вдруг увидел то, что заставило меня замереть на месте. В каких-нибудь десяти шагах от нас верхом на стволе поваленного дерева сидел Крот. Он сидел к нам спиной, ссутулившись, как дремлющий на дрожках извозчик. Рюкзак за его плечами напоминал горб. Крот не шевелился. У меня на мгновение появилась надежда, что мы сможем незаметно скрыться, но Марго, по-прежнему не замечая ничего вокруг, продолжала громко щебетать и идти вперед. Я с опозданием схватил ее за руку, когда Крот уже повернулся к нам вполоборота.

– Хорошо, что вы не стали ждать и пошли за мной, – сказал он каким-то странным голосом. – Идите сюда, я покажу вам нечто любопытное.

Марго скривилась так, как если бы разжевала горькую пилюлю, и посмотрела на меня с укором, словно хотела сказать: что ж ты, старый воробей, на мякине попался? Мне хотелось выть от досады. Откуда он здесь взялся? Ведь Крот пошел к месту приземления Марго, а это совсем в другой стороне. Судьба-злодейка столкнула нас нос к носу в огромном лесу, где шансы на встречу были ничтожны.