Разрешение на жизнь - Михаил Климман Страница 47

– Он умер у меня на руках.

– Хотите что-нибудь выпить? – Старик явно размышлял, рассказывать ли гостю о своем друге. – У меня есть коньяк и пиво.

Потом, видимо, решил, что поскольку Найт мертв, сделать хуже ему уже невозможно.

– Пойдемте в кабинет, я вам расскажу про него. Но и вы со мной тогда поделитесь всем, что знаете.

Дорин выбрал коньяк и, сев в мягкое кресло, приготовился слушать.

– Эта история началась тридцать лет назад. Найт не очень любил ее рассказывать, поэтому то, что я говорю, собрано по кусочкам. Короче, здесь недалеко от Мюнхена, жил известный шахматист и собиратель шахмат по фамилии Плантуро. Недавно он умер, до этого почти тридцать лет лежал в коме, а еще до этого был богат и знаменит. Как-то он узнал, что у одного человека в Швейцарии есть замечательные шахматы. По-моему, этот человек был русским, да точно, именно поэтому Плантуро и обратился к Найту. Вы ведь знаете, что он был русским?

Вопрос был риторическим, поэтому Андрей просто кивнул и отпил глоток превосходного коньяка.

– Тот русский в Швейцарии не был коллекционером, шахматы просто принадлежали ему. Плантуро обратился к нему с просьбой продать их, но русский отказал, объяснив это тем, что в деньгах не нуждается и не хочет кого-то обижать. Наш коллекционер понял, что так ему дела не сделать, и нанял Найта. Кроме того, он начал искать и нашел что-то, – Найт никогда не говорил, что это было, – что раньше принадлежало этому русскому и было для него очень дорого. Плантуро купил это за большие деньги, гораздо дороже, чем стоили шахматы, но его это не интересовало, он хотел получить шахматы. С предложением об обмене он отправил туда, в Швейцарию, Найта. И тот, с большим трудом, но то ли потому что был русским, то ли потому что обмен действительно заинтересовал хозяина шахмат, договорился и решил все проблемы. Поскольку он приехал налегке, просто договариваться, то они решили, что шахматы сюда, в Мюнхен, привезет один из друзей швейцарского жителя, я, конечно, не помню его фамилию, что-то немецкое, похоже Фон Бок или Фон Брок. Этот самый Фон Брок по дороге умер, и шахматы пропали. Найт, считая, что их украл русский дипломат, который проезжал мимо, всю жизнь собирался съездить в Россию, найти вора и отомстить. Потому что старый Плантуро, конечно, не заплатил ему за сделку, Найту не хватило времени, чтобы найти денег, он полностью рассчитывал на ситуацию с шахматами, все ведь было договорено и ничего не могло случиться. Но в результате отсутствия денег он не успел сделать нужный анализ своей беременной жене, которую очень любил, и они вместе с ребенком умерли при родах.

Андрей сидел, потрясенный услышанной драмой. Ему, ставшему отцом меньше месяца назад, легко было представить муки и бессилие Найта.

– Но почему вы считаете, что Найта убили? – спросил он после паузы.

– Потому что здесь у нас пытали и убили старого Готфрида Циммерманна, нотариуса, который огласил завещание Плантуро после его смерти. Полиция арестовала одного из тех, кто его пытал, и бандит сознался, что непутевый сынок Плантуро, который не то проигрался, не то пропился, продал им за свой долг информацию о том, что тот, кто принесет те самые шахматы, получит то, что должен был получить русский в Швейцарии. Оказывается, старый коллекционер, когда заболевал тридцать лет назад, включил этот пункт в свое завещание…

5 апреля, среда

Гости образовались как-то самостийно. Сначала объявилась Настя, которую наконец выписали из больницы, и она рвалась познакомиться с Сонечкой. На хвосте у нее оказался никуда теперь ее одну не отпускающий Альберто. Лена пыталась пригласить их на послезавтра, когда должен был вернуться Дорин, но Настя сказала, что одно другому не мешает, она с удовольствием придет еще и послезавтра, и вообще сегодня собралась общаться не с Андреем, а с их дочерью. После таких слов отказать стало невозможно, и Лена согласилась, перенеся визит с шести на семь и тем самым выторговав себе лишний час на подготовку.

Поэтому когда позвонил Брайловский и начал разоряться на тему, что его любимой Сонечке уже почти месяц, а дядя Гриша ее ни разу еще не потискал, Лена решила собрать всех вместе и тоже пригласила его на семь.

Следующие два часа были заняты беготней в магазин и готовкой. Вера Васильевна взяла на себя Сонечку, накормив ее сцеженным молоком, – у Лены, по счастью, его было много, хотя все пугали ее, что при первых родах в таком возрасте, да еще семимесячных, да еще кесарево, молока не должно быть совсем. Но оно было, чем Андреевская страшно гордилась.

Дорин пока не звонил. В магазин, расположенный в их же доме, она бегала с мобильником, но он, слава Богу, помалкивал. Вера Васильевна, накормив и уложив Сонечку, пришла помочь Лене – в четыре руки дело у них пошло совсем весело и к приходу гостей все было убрано, помыто, застелено, расставлено, очищено, сварено, поджарено и порезано. Оставалось только добавить зелень, майонез и подать на стол.

Когда раздался первый звонок в дверь, Лена, поскольку ожидались только свои, побежала открывать прямо в фартуке, который надела, чтобы не испачкать белую блузку с кружевным жабо. Блузка не была любимой ни для нее, ни для Андрея, но очень подходила для такой вечеринки – полудомашней-полусветской.

Андреевская была уверена, что первыми появятся Настя с итальянцем, открыла дверь, не взглянув в глазок, поэтому удивилась, увидев на пороге Брайловского, а за ним еще одного мужчину, которого сначала не узнала.

– Простите, Елена Сергеевна, – сказал мужчина, – за незваное вторжение. Давно не виделись. Я так, только на пять минут, и побегу своей дорогой. Пустите? Тем более у меня к вам дело небольшое.

Только сейчас Андреевская поняла, что перед ней депутат Леха Красногорский.

– Конечно, конечно, – заулыбалась она, незаметно давая Гришке тычка под ребра, – проходите.

– Останешься здесь, – жестко сказал Пивоваров огромному мужику, который стоял за лифтом, поэтому Лена его сразу и не заметила.

– Не положено, – пробасил мужик, но депутат уже захлопнул дверь перед его носом.

– Вы, слава Богу, знакомы, – заискивающе заулыбался Брайловский, потирая ушибленные ребра, – а то я иду и не знаю, как быть? Алексей Викторович очень хотел с тобой повидаться.

Гришка за спиной Красногорского развел руками, как бы говоря: «Ну и что я мог сделать?»

– Проходите в гостиную, – пригласила Лена, – я сейчас переоденусь и присоединюсь к вашей компании. Там на столе напитки и бутерброды.

Она побежала на кухню, сняла фартук и начала перемешивать в кастрюльке салат, но была изгнана Верой Васильевной со словами:

– Иди, иди, милка, я тут сама…

Андреевская заскочила в ванную, оглядела себя в зеркале, чуть-чуть подкрасила губы. «Может, переодеться? – подумала она. – Все-таки депутат, хоть и бандит…» В последнее она верила с трудом, мало ли что люди говорят. «Да нет, обойдется. Какое у него ко мне, интересно, дело?»