Антикиллер - Данил Корецкий Страница 48

– Спирт так уже передавали? – внезапно спросил он.

– Водку передавали, – ответил Крест. – А что?

– Может резину разъесть... Клешня пренебрежительно махнул рукой.

– Херня! Нечего пургу гнать!

Он уже вошел в роль Смотрящего и был горд первой удачно проведенной акцией.

Впрочем, удачным оказалось только ее начало. Через полчаса Рябой умер в дежурной части колонии. То ли кто-то из прапорщиков саданул его в живот, то ли действительно разъело резину. Как бы то ни было, перевозчик скончался от отравления спиртом.

Об этом случае по зоне ходило много пересудов. Зэки спорили – можно ли завидовать такой смерти. В конце концов решили, что не стоит. Если бы Рябой засадил литр спирта обычным способом да под хорошую закусь, тогда да! А когда разлилось в желудке – какой кайф...

Первая операция нового Смотрящего провалилась, и это оказалось символичным. Через полгода сходняк зоны заменил его на Уса. Тому хоть и не светило стать «законником», но голова работала хорошо, к тому же знал почти все зоновские примочки. Одну из самых сложных – «огнедувку» – Крест показал ему сразу после того, как «зарядили» несчастного Рябого.

Крест ревниво относился к зэковским хитростям, считая, что их следует держать в тайне и передавать только самым проверенным и преданным воровскому делу. Но Усу многое показал. Как топор бросать, чтобы башку с десяти метров срубить. Как землю из подкопа прятать. Как бритвенным лезвием с щелчка глаз выбить. Как правильно ложку заточить, чтоб вместо финки была. И «огнедувку» уже перед самым освобождением.

Чтобы никто не видел, Крест завел Уса к себе в биндежку – довольно просторную каморку, выгороженную в помещении вещевого склада, где он числился кладовщиком. В условиях зоны, где постоянная скученность и толчея, позволить себе место уединения может только пахан да еще несколько авторитетов, и то, если повезет.

Заперевшись, Крест положил на ящик кусок арматурного прута, рассыпал горкой коробок спичек. Оторвал кусок газеты, свернул трубочкой, тщательно отрегулировал диаметр, обильно послюнил.

– Смотри, – сказал он Усу и машинально огляделся по сторонам. – Не подглядывает ли кто посторонний.

Чиркнув спичкой, он поднес ее к отрезку прута и принялся дуть сквозь сделанную трубочку. Желтое пламя выдвинулось острым синим язычком и лизнуло покрытый ржавчиной металл. Крест ловко подставлял новые спички, умело поддерживая режим горения и поддува. Когда на пруте появилось углубление, он чуть провернул его и продолжал поворачивать до тех пор, пока арматуру не охватило кольцо газопламенного надреза.

Ус впитывал каждое движение пахана.

Мерно посвистывал выдыхаемый им воздух, чуть слышно шипело голубоватое пламя. Оно освещало широкий раздвоенный подбородок, покрытый начинающей седеть щетиной, узкие напряженно сжатые губы, кривой расплющенный нос. В зачерненных тенью провалах глазниц вспыхивали искорки отражающегося в глазах огня.

Впечатлительному человеку это зрелище должно было показаться зловещим тем более, что железный прут толщиной с палец каким-то сверхъестественным образом пережигался на глазах.

Но Ус не страдал повышенной эмоциональностью. Он прикидывал – сможет ли сделать то же самое, и понимал, что без дополнительных разъяснений и долгих тренировок у него ничего не выйдет.

Пламя погасло.

Крест легко переломил прут.

– Видишь, еще остались спички. На решетку расход побольше. И ломать труднее, лучше чем-нибудь поддеть.

– А приходилось?

Крест кивнул.

– Братву в побег отправлял. Мне-то зачем бежать, я здесь был нужен.

Еще с час Ус расспрашивал пахана о тонкостях «огнедувки», тот подробно объяснял. Потом «козырный фраер» ушел на вечернее построение, а Крест, заперевшись, лег на раскладушку и задумался.

Он не был на воле много лет, и, судя по всему, там произошли большие перемены. Настолько большие, что Черномор уже не соблюдает «закон» и не направил никого ему на замену. Приходилось оставлять зону в ненадежных руках. Клешня долго не продержится.

А на воле неизбежно придется разбираться с Черномором.

До освобождения Кресту оставалось десять дней. И ему было о чем подумать

* * *

Лис работал в первом цехе на участке деревообработки. В отличие от лакопропитки и клеевого здесь была нормальная атмосфера, пахло опилками и разогретым металлом станков.

Глядя на выходящую из-под резца широкую, норовящую тут же свернуться в кольцо стружку, вынимая готовую деталь и зажимая в шаблон заготовку, Лис напряженно обдумывал способ выйти на волю. Он уже сделал все, что мог. Главное доказательство его вины, положенное в основу приговора, теперь доказывало прямо противоположное. Но никого из судейских и прокурорских чиновников это не интересовало Приводимые им в жалобах доводы с ходу отвергались.

Обычно, побившись о глухую стену бюрократического нежелания вникать в суть чужих проблем, осужденный смирялся и начинал мотать срок, надеясь на помилование, условно-досрочное освобождение, амнистию или побег.

Но амнистии и помилования случаются редко, ждать УД О – дело долгое и муторное, надо отмотать две трети срока, да неизвестно – сочтет ли администрация, что ты исправился и перевоспитался. Единственное, что полностью зависит от самого зэка – побег. Однако из тринадцатой побегов не бывает. В отличие от настоящих уголовников здешний контингент не приспособлен к жизни на нелегальном положении.

Его не ждут на многочисленных «малинах» и «хазах», ему негде взять надежную «ксиву», у него нет приемлемых способов добывать «бабки», он не может вернуться к привычному образу жизни, а главное – он неспособен переносить постоянный стресс от страха ежеминутного разоблачения.

Лис хорошо знал это, так как испытал все прелести подпольной жизни на себе. Он просчитал свой арест и скрылся, у него были надежные документы, оружие, широкая агентурная сеть... Не было одного: способности жить нелегалом. Он выдержал три месяца, успел нейтрализовать доказательства и сдался, надеясь получить оправдательный приговор и возможность свободно, без всякой маскировки, ходить по улицам... Но ошибся в расчетах.

Лис не относился к людям, складывающим лапки перед трудностями. Он не собирался отбывать оставшиеся пять с половиной лет срока. Но, чтобы сработал взведенный им механизм освобождения, должен был найтись хоть один добросовестный и неравнодушный чиновник, со вниманием проверивший то, о чем он пишет. Собственный опыт показал, что в системе тиходонского правосудия, да и в вышестоящих инстанциях такого чиновника не оказалось, во всяком случае, с его жалобами неравнодушный человек не встретился.

Значит... Надо заставить равнодушного проявить внимание и человеческое участие. В нынешнее время этого добиваются элементарным подкупом. Но у Лиса не было ни денег, ни желания прибегать к подкупу, ни людей, умеющих давать взятки, если бы он все же этот способ избрал.