Смерть знает, где тебя искать - Андрей Воронин Страница 49

– Что с ней?

Медсестра пожала плечами, и Федор Иванович развернул карточку: “Черепно-мозговая травма средней тяжести. Потеря крови…”. Он пробежал глазами бесстрастные строки диагноза.

"Можно сказать, повезло”, – подумал он.

Была проломлена лишь верхняя костная поверхность в затылочной части. Сразу понятно, что готовили ее к операции женщины – волосы выбрили лишь вокруг самой раны, а то лежала бы сейчас лысая, как бильярдный шар. Особого значения тому, что девушка попала в реанимацию без документов, Федор Иванович не придал. Так уже случалось не раз, но безымянным пока еще никто не умер. И не выжил, если не считать Сергея Дорогина, покинувшего больницу под кличкой Муму. Обычно родственники находились быстро.

Заведующий лабораторией присел на край кровати. Пальцем оттянул нижнее веко девушки. В сосудиках уже слабо просматривалась кровь.

«Ага, значит, возвращается к жизни. Давление поднимается, и можно будет попасть иголкой в вену.»

– Еще наркоз действует, – пояснила сестра.

– Это я и без тебя вижу.

Он откинул одеяло и высвободил руку девушки. Кижеватова лежала обнаженная – такая, какой ее сюда доставили с операционного стола. Федор Иванович, если бы был в палате наедине с не пришедшей в себя пациенткой, не почувствовал бы ни желания, ни стыда. Но присутствие медсестры смутило его, и он, слегка покраснев, прикрыл простыней грудь девушки.

Федор Иванович протер локтевой изгиб спиртом и, взяв в руки иглу, на несколько секунд замер. У девушки явственно просматривался след от укола в вену.

– Ей уже кровь на анализ брали, – сказал он.

– Нет.

– Я же вижу.

Медсестра пожала плечами.

– Мне об этом никто ничего не говорил. Да и вы об этом должны были бы знать.

«Точно, – подумал Федор Иванович, – раз не приносили, значит, не брали. Наркоманка она, что ли? Наширялась какой-нибудь дряни и пошла вышивать по шоссе, под машины бросаться. Хотя не похоже. У наркоманки весь локтевой изгиб должен быть исколот, а тут одна только дырочка. Ну да мне-то что, может, неудачно капельницу ставили.»

И, чтобы больше не мучиться сомнениями, он вновь взял девушку за руку. На этот раз в нем говорил уже не мужичина, а профессионал. Он даже не обратил особого внимания на следы от веревок. Это его не касалось. Взгляд заведующего лабораторией искал вену, в которую можно всадить иглу. Хрустнула тонкая оболочка кровеносного сосуда, и на пластиковом переходнике иголки появилась сперва большая капля, а затем кровь уже потекла ручейком в подставленную пробирку.

Набрав столько, сколько требовалось для анализа, Федор Иванович вытащил иголку и вышел из палаты.

«Эх черт, – думал он, – как день бездарно пропадает. Жена мне скандал устроит. А за что? Не пил, не гулял, делом занимался. Все равно не поверит. Женщины – они такие, считают, стоит мужику полчаса свободного времени дать, так он или в пьянку бросится, или по бабам.»

Заведующему лабораторией стало жаль себя. Стало жаль цветов, подаренных Тамаре. Вот тут-то он и ощутил свою вину. Не подари сдуру букет, сидел бы себе спокойно вечером рядом с женой на диванчике и смотрел бы телевизор. А теперь придется не только ужин готовить, но и посуду мыть, чего он не выносил патологически.

Лишняя суета в больнице утихала, на этаже, где располагалась лаборатория, и вовсе тишина стояла такая, как на кладбище. Федору Ивановичу даже не по себе сделалось. Не любил он длинных гулких коридоров, в которых горит лишь дежурное освещение. Не любил с детства. Ему всегда казалось, что в дверной нише или за углом притаился… А кто притаился? Этого Федор Иванович не мог сформулировать ни в детстве, ни сейчас. Ну скажите, ради бога, кому понадобится покушаться на жизнь или тощие финансы провинциального медика?

Но страх неистребим. Даже инструменты стали позвякивать в металлической коробочке, зажатой под мышкой у Федора Ивановича. Он опасался вполне реальных вещей. Как человек, ежедневно работающий с кровью, вампиров, вурдалаков и прочей нечисти он не боялся. Но отнюдь не от храбрости, а потому, что в их существование не верил. А потому спокойно поминал имя черта, даже идя по темному коридору.

И вновь началось самое настоящее колдовство. Заведующий лабораторией выглядел как заправский алхимик. Жене звонить не стал, бесполезно. Еще час тому назад можно было бы с ней договориться, а теперь… Федор Иванович наперед знал, что она ему скажет. “Я уже выезжаю, скоро буду”, – произнесет он в телефонную трубку. – “Можешь вообще не приезжать!” – услышит он в ответ.

Стеклышки, пробирки, синее пламя спиртовки, микроскоп, реактивы – то, чем обычно занималось человека три, скопилось в руках Федора Ивановича. Он спешил, но не настолько, чтобы наделать ошибок.

Первые результаты его обескуражили. Он отодвинул препаратные стеклышки и сел, уставившись в белую кафельную стену.

– Такого быть не может! – проговорил он.

Федор Иванович готов был скорее поверить в ошибку, чем в полученные им цифры. Двух абсолютно одинаковых анализов крови в природе практически не существует, как не бывает двух одинаковых отпечатков пальцев. Он мог не заглядывать в бланк, покоившийся в его письменном столе под стеклом, цифры помнил наизусть. Ведь прошло совсем немного времени с момента, когда он заполнял графы собственной рукой. Цифры сходились во всем.

"Этого не может быть, потому что не может быть никогда!” – Федор Иванович тряхнул головой, сбрасывая наваждения, и с удвоенной энергией взялся за работу.

Но сошлись и остальные показатели. Сошлись до мелочи, до последней циферки после запятой. По всему выходило, что девушка, лежащая в палате реанимации, и есть родственница братьев Вырезубовых.

Открытие Федора Ивановича – то, что новая пациентка с черепно-мозговой травмой является родственницей братьев Вырезубовых, назвать приятным было трудно. Невеселое занятие сообщать родственникам о болезни или гибели близких. То, что девушка вернется к нормальной жизни, никто не мог гарантировать, ни в этот день, ни на следующий.

«Я бы мог этого совпадения и не заметить, – подумал Федор Иванович. – Делала бы анализ одна из моих сотрудниц, я и знать ничего не знал. Вот же дернул меня черт самому заняться работой! Правильно в книжках пишут по психологии: хороший начальник тот, который сам ничего не делает, а организует подчиненных. Я же плохой начальник, потому как все люблю делать своими руками.»

Но, как многие медики, Федор Иванович, на свою беду, был человеком совестливым, хотя не всегда об этом помнил. Так уж случается, идешь по улице, думаешь, что наплевать тебе на всех в этом мире, но заметишь торчащие из придорожных кустов ноги в грязных ботинках, и мелькнет в голове мысль: может, не пьяный лежит, а у человека сердце прихватило? Подойдешь, посмотришь – пьяный, с разбитой головой. Бросишь – помрет к утру. А солнце уже садится, и скоро торчащих ног никто с дороги не увидит. Можно оставить, пойти дальше по своим делам, никто об этом не узнает. Но совесть просыпается внезапно, и идешь вызывать “Скорую”, а там интересуются фамилией, адресом. Потом приезжает милиция… Забот больше, чем с оформлением заграничного паспорта, а толку никакого. Но зато совесть чиста и спишь крепче.