Изгои - Эльмира Нетесова Страница 5

Урою суку! Так и знай…

Катька не поторопилась домой, зная наверняка, что Чирий с Червонцем завалятся следом. Она набила карманы и рукава всякой всячиной. Свернула к одинокой скамейке возле какого-то дома, стала есть жадно, почти не жуя. Почувствовала на себе чей-то взгляд, вздрогнула невольно, увидела перед собой худющую девчонку. Та смотрела на Катьку, жадно сглатывала слюни.

Ну! Чего сопли развесила? Греби ластами ко мне! — позвала девчонку. Та не промедлила.

Ты откуда? — спросила Катька.

Девчонка вцепилась в колбасу насмерть. Она никогда не ела сервелат и, услышав вопрос, громко икнула. Рот был забит полностью.

Жри! Потом ответишь, — махнула Катька и с удивлением заметила, что у девчонки от старания жевать быстрее даже жилы на горле вздулись. А в животе все звенело, урчало, будто там закипал большой котел.

Зинка я! — выдохнула, проглотив.

А я — Катька! — схватила последний кусок сервелата, пропихнула пальцем в рот.

Хочешь сардельки? Индюшиные! — похвалилась Катька и стала вытаскивать из рукава сардельки.

Зинка во все глаза смотрела на девчонку и, все же не выдержав, спросила:

Ты — волшебница? Всамделишная?

Ага! Я даже прикольней их!

Зинка не поняла, но сардельки уплетала, не очистив их от кожицы.

А ты чья? — спросила Зинку.

Я? Голдбергова! Ну, его подруга!

Кто он — этот, как там его, не врубилась я? — призналась Катька.

Ты реслинг по телику смотришь?

Катька рассмеялась:

Я сам телик не видела давно.

Жаль! То б знала, кто есть Голдберг! Я из-за него кобеля своего так зову!

Катька сарделькой подавилась. Едва продохнула:

У тебя уже кобель? Во, прикольная! Сама меньше меня, а уже — телка!

Но он такой хороший, добрый, верный! — защищала Зинка Голдберга.

А почему он тебя не кормит?

Как? Это я его должна кормить. Да нечем! Вот за него меня выгнали из дома. Потому что все котлеты ему отдала.

Хорош хахаль, твои котлеты жрет! Нет бы купил и тебе принес! А то, как наш Гошка! С девок все берет.

Не поняла! Как мой Голдберг купит пожрать? Он — пес! Собака! Где деньги возьмет? — округлились глаза Зинки, она даже про сардельку забыла, зажатую в кулаке.

Катька хохотала во весь голос:

Так ты про собаку, а я про кобеля подумала! Человечьего!

Зинка густо покраснела:

У меня только пес! Мы с ним совсем вдвоем остались. Нам не велели вертаться. Если вздумаем, обещали башки отрубить и сварить на холодец. А мы не хотим, чтоб нас вместо котлет сожрали, — сопнула Зинка и вспомнила про сардельку.

Выходит, ты — ничья?

И я, и Голдберг! Мне велели его прогнать! Тогда бы может и оставили. Но… Он меня всегда от всех защищает. Я не могу без него!

А где живешь?

Теперь нигде, — опустила голову Зинка и добавила, вздохнув: — Уже неделя прошла. Думала, искать станут, позовут… А когда милиция меня забрала, и позвонили домой, оттуда ответили, что не нужна я им, и обратно не возьмут. Что мне — дуре — собака дороже родных, а коль пес заменил семью, пусть и живет с ним…

Во, козлы! Лишь бы причину сыскать. Ну да хрен с ними! Пошли ко мне вместе с твоим, как его, не запомнила?

Ты берешь меня и Голдберга?

А что? Не хочешь?

Твои меня не возьмут. Еще и тебя из-за нас вытурят!

Некому! Меня тоже выкинули. К собакам. Совсем давно! А я жива! И ты не ссы! Не сдохнем! Где твой блохатый черт? — глянула вокруг и приметила у забора громадную кавказскую овчарку.

Ну и харя у него! Здоровый гад! Небось много котлет надо жрать, чтоб такое рыло заиметь! Но у нас с тобой котлет не будет, — предупредила Катька.

Да он все ест, что найдет. Если хлеб будет, ничего больше не попросит. И блох у него нет! — защищала Зинка друга.

Тогда годится! Сдышимся! — позвала Катька за собой и повела домой девчонку и собаку.

По пути узнала, что Зинка умеет. Оказалось, что немного.

«Ладно! Дотяну!» — решила про себя и впустила в дом обоих.

Катька рассказала Зинке о себе. Скрывать не стала ничего. О Чирии и Червонце предупредила, мол, конечно, придут.

А ты не бойся! С нами Голдберг! Он не даст нас в обиду! — отмахнулась Зинка.

Я не боюсь, но они могут дом поджечь!

Нет! Голдберг сдалека чует. А если услышит рядом с домом, выскочит и в клочки порвет. Он умный!

— кормила пса хлебом. Тот ел жадно, глотал, не жуя.

Вот это — Катя! Ее любить надо и охранять как меня! Мы теперь здесь жить будем! Сторожи всех! — разговаривала Зинка с собакой. Пес, казалось, не слушал, уплетал хлеб, но вот насторожился. Зарычал. Пошел к двери, толкнул ее и выскочил во двор с рыком, леденящим душу.

Вскоре до девчонок донеслись вопли.

Прижучил! — обрадовалась Зинка и выскочила следом за Катькой во двор.

Первое, что сразу бросилось в глаза обеим, так это голая задница, застрявшая в штакетнике. Обрывки брюк висели на ногах, голова и плечи человека болтались на улице и стали добычей пса.

Червонец! Падла! Помоги! Куда ты смываешься? Подожди! — кричал застрявший.

Катька с Зинкой увидели, как петляя по улице, бежит человек, на каком нет ничего, кроме обрывков рубахи. Он убегал с такой скоростью, что удивленная собачья свора так и не поняла: за кем или от кого он бежит? На своей, пусть и окраинной улице, псы ни разу не видели дикарей. Не решились нагонять.

Голдберг тем временем искусал руки, плечи и спину Чирия. Он давно мог бы перегрызть горло человеку, но хозяйка не давала такого разрешения, и пес развлекался, оттягивая развязку.

Ну что? Попух, лопух? — рассмеялась Катька, подойдя совсем близко.

Скалишься, метелка? Твой верх! Сама додумалась иль надоумили? — спросил хрипло пацан.

Еще слово, и пустим тебя на чучело. Милиция за твою поганую башку все мои грехи простит и премию даст. Своим ты тоже не нужен! Последний твой корефан сбежал! Бросил. У тебя научился делать ласты. Так тебе и надо!

Катька! Убери пса! Не то самой кентель оторву!

— пообещал Чирий.

Попробуй, оторви! — подошла ближе.

Забери пса! — взмолился пацан.

Нет! Пусть пошалит! Спереди он тебя уделал. Теперь с другой стороны достанет! — позвала Голдберга и указала на голый зад: — Вырви у него все, что достанешь!

Пес ждал команды Зинки. Та молчала, думала, а потом сказала тихо: