Слепой. Лунное затмение - Андрей Воронин Страница 5

— Ну а как же? Свет — это все, то есть все-все, включая людей. Но если вам так не хочется это осознавать, то можно посмотреть и, так сказать, с другой стороны, с конца. Если наступает конец света, будь то земля или просто свет солнца, то ни один человек не сможет выжить.

— Так что же это получается, — почти возмутилась бабуля-мумия, — никакой надежды пережить и потом внукам рассказывать?

Аудитория грохнула от смеха.

— Пожалуй, вы совершенно правы: никакой надежды, — с улыбкой заверил ее Игорь Леонтьевич.

— И вы так спокойно об этом говорите?! — стареющая дама в розовом с рюшечками платье мимоходом поправила прическу, почувствовав, что все уставились на нее. — Как будто вам-то это не угрожает, как будто вы владеете секретом, который вас спасет.

— Может быть, — лектор улыбнулся еще шире и еще приятнее.

Его глаза излучали счастье единственного обладателя тайного знания, такого знания, которое ставит его намного выше всего человечества, того знания, о котором мечтали все эти люди, собравшиеся сейчас перед ним, которые кто скептически, а кто и с неискоренимой верой внимали его словам и намекам.

— Может быть, — повторил он, но в его интонации слышалось «конечно, конечно». — Но спасет от чего? Давайте начнем с этого. Итак, мадам, от чего спасет?

— От конца света, конечно. Мы же об этом говорим?

Мужчина, похожий сейчас на демона со всей его идеальностью костюма, прически, манер и вдобавок еще с отблеском в глазу тайного знания о конце сущего, снова уселся на столешницу.

— Скажите мне, милая дама, как, по-вашему, я буду себя чувствовать, если останусь один-одинешенек во Вселенной, где нет ни моего дома, ни других, подобных мне? Я что же, буду бродить одинокий по пустынной земле и питаться корнями деревьев, весь ободранный, исхудавший, усталый? И пределов моему отчаянью не будет, потому что надежды найти хоть одну душу не останется, а один я и не смогу и не нужен этому миру.

— Так мы и все вместе не нужны этому миру, — буркнул пожилой мужчина, который сидел ближе к задней стене зала, — мы для него только скопление вредителей, бактерий или вирусов. Мы ему давно мешаем, поэтому он и намерен от нас избавиться. Наша же задача — сохранить вид, сохранить максимум, который будет способен самовоспроизводиться.

Игорь Леонтьевич прищурил один глаз, внимательно уставившись на человека.

— А зачем нам это, не скажете?

— Скажу, — согласился мужчина. — Основной инстинкт. То есть инстинкт самосохранения. Вы же о нем и говорили. Как он есть у новорожденного, так он есть у каждого человека и у всего человечества в целом. Один на всех. Коллективное бессознательное. Если нам грозит смерть, мы будем — пусть в последний момент, но все вместе бороться за выживание. Помиримся, объединимся и интуитивно что-то предпримем.

Лектор нахмурился и почему-то нервно заходил по аудитории от двери к окну, от окна к двери и обратно.

— И знаете, все человечество в целом в корне не похоже на одного человека, так что вы зря сравнивали, — разошелся как кипящий самовар мужчина.

— Да ну?! — злобно оскалился великолепный Игорь Леонтьевич.

— Ну да. Один человек, потеряй он руку или ногу, не сможет самостоятельно регенерировать. Я сказал: «самостоятельно». А общество вообще, если даже три четверти, пять шестых его исчезнет, может восстановиться без вмешательства извне. И еще: один человек живет, окруженный другими ему подобными. В случае беды каждый из нас может рассчитывать на братскую руку помощи. Человечество в целом — одиноко. Вот такой вот парадокс. Человек — один и беспомощен как единица, но окружен потенциальной помощью. Человечество — одиноко во внешней среде, но вполне самодостаточно.

— Интересное наблюдение, — не мог не согласиться лектор.

— А к чему вы клоните, уважаемый? — пискляво поинтересовалась бабуля-мумия.

— Да сам не знаю, если честно. Но если уж вы полагаете, уважаемая, что ваше личное счастье случится тогда, когда вас не заденет общая беда, то, возможно, вы ошибаетесь. Вам придется работать за всех тех многих, кто уйдет с этой планеты. Так что в ваших интересах надеяться на то, что вас тоже накроет. Мой вам совет: поспешите занять очередь в числе первых. Меньше беды увидите. Меньше пострадаете на прощание.

Группа слушателей затаилась в глубокой задумчивости. Игорь Леонтьевич решил, что настал как раз удобный момент, чтобы вернуть себе бразды правления, и вышел на середину зала перед аудиторией. Сложив руки перед грудью и еще для большего впечатления сцепив пальцы замком, он сказал:

— Уважаемые мои, вот мы снова возвращаемся к тому, что важнее всего. Это наши индивидуальные приоритеты. Вопросами спасения всего человечества должны заниматься ученые. Похоже, — улыбнулся он, — они это делают для нас из рук вон плохо. Поэтому-то, не полагаясь на них, мы собрались с вами, чтобы самим разобраться: что же нас ждет и как, как говорится, с этим бороться?

Оратор с удовольствием заметил, что люди снова расслабились и обратили к нему все свое внимание как к носителю истины в последней инстанции, как к явленному спасителю. Они снова были полны надежды на вечную жизнь и ради нее готовы были пойти на многие удивительные вещи. А этого старика с вредными для клиентов Игоря идеями о значении человечества в жизни одного человека даже интересно будет переломать. Если не получится, то всегда можно не пустить его дальше.

— Но сегодня наше время закончилось. На этой первой встрече мы познакомились и немного расставили точки над «и» — обсудили, почему же нам так хочется жить, постарались понять, что же такое жажда жизни. Если я вас не очень разочаровал, если вам интересно, что будет дальше, прошу в эту же аудиторию в среду. В это же время.

Игорь Леонтьевич собрал разбросанные на столе планы развития беседы, спрятал их в кейс из крокодильей кожи и уселся за стол. Он был готов отвечать на вопросы слушателей. Именно сейчас он мог определить, кого стоит затянуть в свою паутину, за кого еще придется побороться, а на кого нет смысла тратить время.

В этот раз увлеченных или обеспокоенных судьбами человечества накануне конца света было немного, уже через тридцать — сорок минут Игорь вернулся в офис и с удовольствием рухнул в громадное кожаное кресло.

Лена, его личный помощник, тут же засуетилась, выставляя рядом на столик чашку заваренного цикория и блюдце с имбирными цукатами. По ходу дела она сухо доложила:

— Приходил Владислав. Минут пятнадцать назад. Сказал, что сходит за сигаретами, пока ты закончишь, и вернется. Сказал, что заказал кого-то из «Лунного затмения». Он должен явиться, — она посмотрела на часы, — через двадцать пять минут.

— Очень хорошо. Отдохнуть надо. Дай мне коньяк. Налей половину бокала. Что-то меня сегодня разозлили эти твари дрожащие. Одна — дура мумия, другой — массовик-затейник.

— Ну, ты талант, Игорь. Удается же тебе при такой вот ненависти влюблять их в себя толпами!