Я, снайпер - Стивен Хантер Страница 5

Не было ли у кого-то в последнее время каких-либо серьезных проблем? Никто не стал дерганым, раздражительным, несдержанным? Никто не злится на что-либо? Никто не рассуждает о том, как по вине левых мы проиграли войну во Вьетнаме? Ни у кого внезапно не ухудшилось здоровье? Никто не сидит на наркотиках? Нет таких, у кого распался брак или умер ребенок? Никого не выгнали с работы? Никто не исчез внезапно? Никто не проявляет недовольства тем, что происходит в Ираке? Нет ли в сообществе какой-нибудь трещинки, слабины, возмущения, чего-то необычного? Работа предстояла огромная; в Америке много тех, кто хорошо стреляет на большом расстоянии, и какое-то время казалось, что следователям придется проверить их всех.

Однако в средствах массовой информации подозрение сразу же пало на «американца, помешанного на оружии».

Дальше следовало подробное описание. Вам знаком этот тип; все мы хорошо его знаем. В нем есть что-то странное, верно? Коллегам по работе становится не по себе, когда он вспыхивает, словно рождественская елка. Его можно застать прильнувшим к экрану компьютера, на котором не соблазнительные обнаженные японочки, а винтовки. Он встает на дыбы, как только речь заходит о Второй поправке, [8]и знакомые быстро усваивают, что эту тему лучше не затрагивать. Дом у него полон голов убитых животных, а полки заставлены всевозможными призами, обязательным элементом которых является золотая фигурка с винтовкой. Да-а, мурашки бегут по коже. Скорее всего, он в курсе того, чем отличаются патроны .30–06 и .308, и того, что «тридцатый калибр» может означать .30–06, 308, 300 «Винчестер магнум», 300 «Ремингтон-ультра», 307, 7,62х39, 7,62х51 и 7,62х54R и так далее. Не исключено, что он постоянно торчит в подвале, мастеря какие-то устройства, и, подобно средневековому алхимику, сам изготавливает порох для патронов. Возможно, он оружейный механик-самоучка, постигший таинство рычажков, пружинок, стерженьков и трубочек, из которых состоит огнестрельное оружие. Все это вдруг разом стало подозрительным, и в какой-то момент журналисты даже начали лазать по Интернету и обзванивать оружейные магазины, выведывая подробности о каких-нибудь необычных мелочах в поведении клиентов, в остальном ничем не примечательных.

Лишь третье убийство, оборвавшее на середине фразы жизнь бедняги Митча Грина, сузило круг поисков. Убить Джоан Фландерс мог кто угодно, поскольку ее ненавидели так же сильно, как и любили, причем ненавидели очень многие, так что это обстоятельство ничем не могло помочь. И кто угодно мог прикончить Джека Стронга и Митци Рейли, ведь их ненавидело, возможно даже более страстно, такое же огромное количество людей — за самоуверенность, моральное превосходство, престижное образование, презрение к власти, неубедительное раскаяние, возвращение в общество, неброскую славу и так далее и тому подобное. Тот факт, что следы от обоих преступлений — убийства Джоан и убийства Джека и Митци — вели к войне во Вьетнаме и неистовству шестидесятых, хоть и завораживал, но сам по себе ни о чем не говорил, по крайней мере пока.

Однако к Митчу Грину настоящей ненависти не питал никто, ни в прошлом, ни в настоящем. Он был клоуном, комиком, посредственностью, вызывал у людей смех. Скорее всего, Грин ни разу не встречался с остальными тремя жертвами, так как в радикально настроенных кругах находился несколькими ступенями ниже. Его можно было считать обычной заурядной личностью; именно он являлся однозначным ответом на вопрос: «Кто здесь лишний?»

Грин имел отношение только к Вьетнамской войне, и то косвенное. Подобно остальным троим, в те годы он прославился и постоянно появлялся на экране телевизоров. Но вот был ли Грин настоящим радикалом, как другие жертвы, или же просто удачно влился в струю своей эпохи, чтобы одним махом получить деньги, женщин и возможность самовыражения? Ведь на самом деле Митч Грин ничего не сделал для движения, при этом по полной используя его в собственных целях. Имелись другие люди, много других, кто внес гораздо больший вклад, и их в первую очередь следовало считать виновными, если мотивом действительно были политика и понятия «наказание» или «возмездие».

— Митч — ничтожество, — заметил Рон Филдс, ближайший помощник Ника, прославившийся на все Бюро оперативник, одержавший победу в пяти стычках с вооруженными преступниками, известный не столько своими мозгами, сколько преданностью и личной храбростью. — Единственная причина, по которой его замочили, — это то, что для определенного типа противников антивоенного движения Митч был одним из врагов, возможно даже, казался ключевой фигурой, хотя на самом деле никогда таковой не был. Он требовал слишком много внимания к собственной персоне, тяжелая черная работа революции не входила в сферу его интересов.

— Что нам это дает? — спросил Ник. — Что мы можем извлечь из этого?

Он обвел взглядом сидящих за круглым столом: три-четыре выдающиеся личности из Бюро (примкнувшие к нему, подобно Рону, в надежде на его повышение), следователь полиции штата Нью-Йорк, отвечающий за хэмптонский сектор расследования, по два умника из Чикаго и Шейкер-Хейтс (хотя на самом деле в каждой паре был лишь один умник). Группа собралась в большой унылой комнате на последнем этаже Управления полиции Шейкер-Хейтс на следующий день после убийства Митча Грина. Стол из нержавеющей стали был завален смятыми стаканчиками из-под кофе, недоеденными пончиками, повсюду — крошки сахара, и все это гнило под безжизненным светом люминесцентных ламп.

— Я так понимаю, — подала голос одна из женщин, — что преступник одарен в своей узкой сфере, но в политике наивен; похоже, он решил просто расквитаться с самыми очевидными, самыми яркими символами движения, какие только знал и помнил.

— Значит, мы имеем дело со стариком? — уточнил Ник.

— Мне кажется, он пожилой человек.

— Ну не знаю, — задумчиво произнес Ник. — Стрельба на таком высоком уровне — удел молодых. Мышцы, сосредоточенность, дисциплина — все это свойственно молодости. Кроме того, есть еще момент передвижения. Скорее всего, убийца не летал самолетом — только не с винтовкой. Места преступления находятся достаточно близко друг от друга, можно добраться на машине, расстояния позволяют. Дальние переезды, много времени за рулем — опять же тут нужна молодость.

— Возможно, речь идет о старике, который в хорошей форме, — предположил кто-то. — Прямо-таки в отличной форме.

— Кто-нибудь знает таких стариков? — поинтересовался Ник.

Молчание.

— Что ж, а я знаю. Он лучший из лучших. Снайпер, воевал во Вьетнаме. Самая подходящая кандидатура.

— Ник, вы хотите, чтобы мы занялись им?

— Я уже позвонил ему и застал дома. В первый же день, на домашний телефон в Айдахо, и своими собственными ушами убедился в том, что он не в игре, а у себя на ранчо, ухаживает за лошадьми. Существовала вероятность один на миллион, что он сломается. Такое бывает. Он понял, почему я его беспокою. И пришел в ярость. Зато я отмел подозрения и теперь могу спокойно приниматься за дело. Итак, больше никто не знает других стариков в отличной форме?