Наследство хуже пули - Сергей Зверев Страница 5

Так что приезд власти обыденное явление. Хуже другое…

«Хотя сначала лучше о хорошем», – подумал Мартынов, направляясь к автовокзалу.

Во-первых, что бы с ним ни случилось вчерашним днем, никаких последствий для его организма это не вызвало. Внутричерепная гипертензия – эка невидаль! А когда у него ее, гипертензии, не было? Разве только лет семь назад, когда гипертензия называлась гипертонией. Переломов нет, ушибов головного мозга нет, внутренности целы. Так что… Так что ничего страшного.

Кстати, где вокзал?

Он шел к вокзалу, совершенно не думая о том, что понятия не имеет, где тот находится. «Наверное, где-то в центре поселка», – решил беглец и направился в сторону скопления пятиэтажных домов, являющихся местными Empire State Building.

«Еще было бы хорошо иметь тут пару знакомых, – с тоской подумал Андрей, заходя в тень и пропуская милицейский «уазик-таблетку», – но это уже совсем из области фантастики. Тогда бы еще пара кредиток не помешала и мелочь на дорогу до… На дорогу куда?!

Решив успокоиться после внезапного приступа отчаяния, Мартынов направился было в лес, но вдруг увидел по правую руку от себя приземистое здание с вывеской «Вокзал» и несколько рядов скамеек на улице. Он пришел туда, куда следовал, но пытаться договориться с кем-нибудь из водителей о поездке в селение с более развитой инфраструктурой пока не торопился. Свернув в лес, он выбрал место поудобнее, откуда можно наблюдать за движениями на вокзале, уселся под огромную сосну и посмотрел наверх.

«Невероятно высокая… если постараться, то по ней можно взобраться на небо», – не к месту пришла ему в голову глупая мысль.

Он уже давно приметил на одной из скамеек молодую женщину, сидящую лицом к площадке прибытия автобусов. Этим же направлением, впрочем, являлся и въезд в поселок. Рядом с ней на скамье располагался кейс, стоимость которого Мартенсон быстро определил в пятьсот долларов, а Мартынов подтвердил факт того, что эта вещь здесь совершенно неуместна. Что делать красивой плачущей женщине на скамье автовокзала с хромированным чемоданчиком, в которых спортивные менеджеры в Вегасе перевозят крупные суммы денег и документы? Такой кейс не горит в огне, его практически невозможно утопить, если тот надежно закрыт, и, если заперт хозяйской рукой, не вскрывается даже ломом. С чего бы этой крошке в обтягивающих джинсах сидеть здесь и реветь белугой, уложив рядом с собой пятисотдолларовый чемодан? Опоздала на автобус? Боже мой, через час пойдет следующий!

Немного околдованный правильными формами и овалом лица девушки, Мартынов проводил ее взглядом до моста и через минуту навсегда, в чем он был уверен, забыл. Пора думать о насущном.

У него была проблема. Очень большая проблема.

Отсутствие денег, документов и машины – это было ничто по сравнению с той проблемой, которая давила сейчас на Андрея с такой силой, словно собиралась раздавить.

Во время разговора с местным следователем, назвавшимся смешной фамилией Бабушкин, Эндрю Мартенсон, он же Андрей Петрович Мартынов, немножко искренен все-таки был.

Он помнит всю свою жизнь. Он может прямо сейчас рассказать обо всех годах, проведенных за решеткой, о тех людях, кто с ним был в это время. Может перечислить, загибая пальцы на руках, всех своих врагов. Он точно знает, что работает на мистера Малькольма, президента крупнейшей компании спортивных менеджеров. Ровно месяц назад Малькольм поручил ему убыть в Россию и отыскать сына известного всему спортивному миру планеты боксера Малькова. И Мартынов полетел в Россию. Десятого июля он находился на борту авиалайнера, несшего его через океан, и последнее, что Мартынов помнит, – это была действительно куриная ножка, которую он повертел в руке и оставил в контейнере для обеда.

Все.

Это было все, что он помнил. Как он, Андрей Мартынов, оказался в каком-то Ордынске… Но были вопросы и посложнее. Например, нашел он этого Малькова-младшего или нет? А если не получилось, тогда чем он занимался эти девять дней одного года? И почему рожа у него выглядит сейчас хуже, чем пять лет назад после рейтингового поединка с Джоном Карришем?

Он и не знал, что такое бывает. Амнезия… Слава богу, она не охватывает тот период, когда он общался с бывшими лагерными друзьями. Один, кажется, живет в Новосибирске. И номерок помнит Мартынов. Только откуда позвонить?.. Догнать крошку и напроситься на звонок? Подумав об этом, Мартенсон усмехнулся. Когда она обернется и увидит, кто ее догоняет со своими просьбами… Через минуту его будет вязать все мужское население этого Ордынска.

Однако же звонить все-таки откуда-то нужно.

И Мартынов, поднявшись с земли, направился к вокзалу.

Остановившись у входа в здание вокзала, чуть в стороне от билетных касс, он прислонился к стене и стал ждать. Время играло не на него, он понимал эту печальную истину. Как только Бабушкин получит информацию о его исчезновении из больницы, первым делом будут перекрыты вокзал и та часть междугородней автотрассы, что прилегает к поселку. Если представить, что Мартынов действительно не помнил минувшие девять дней, то разговор со следователем можно посчитать за некую оперативную игру – лишить фигуранта средств и посмотреть, что он будет делать. Если начнет возвращаться к тому, что совершил в течение этих девяти дней, то станет совершенно ясно – никакая у него не амнезия, а воспаление хитрости, на чем его и следует брать немедленно и организовывать лечение уже в камере ИВС.

Андрей не знал, с чем связаны побои на его лице, не помнил, где он был, с кем и что при этом делал. Курьезность ситуации заключалась не в том, что любой проходящий мимо мог сейчас заорать: «Держи, это он – убийца (грабитель, вымогатель)!», а в невозможности Мартынова первым среагировать на встречу.

Последние годы жизни менеджера спортивной корпорации «Хэммет Старс» Эндрю Мартенсона свидетельствовали о невозможности его участия ни в убийстве, ни в грабеже, ни в чем другом, в равной степени жестко преследуемом законодательством США и России, однако Мартынов помнил, что находился он на родине, где само понятие «завязал» теряет всякий смысл при экстремальной ситуации.

«Только бы не кровь, – уже в который раз шептал Андрей, – только бы не замараться…»

Все годы после выезда из России он жаждал только одного – забыть о кошмаре прошлых лет и обрести свободу и себя в ней. Кажется, это случилось. Были драки, была грызня за кусок хлеба в Вегасе и Нью-Йорке, были и некие подобия вымогательства, хотя в США это выглядит настолько забавно, что похоже больше на козу десятиклассника первокласснику. Но он уже понимал – нельзя стрелять, нельзя резать, можно, наверное, и по-другому… И убеждался всякий раз – можно. Стоит только подключить голову, как необходимость резать и стрелять отпадает. Тем и жил.

И в этом свете совершенно страшно сейчас стоять вот так на русском вокзале на какой-то периферии и чего-то ждать. Тебя освещают лучи заходящего солнца, а ты настолько беспомощен, что боишься даже собственной тени.