Страсть по понятиям - Владимир Колычев Страница 5

Я проехал чуть вперед, чтобы не оставлять автобус напротив дома, вышел из него, пересек дорогу с потрескавшимся от времени, выщербленным, но все-таки асфальтом.

Вызвать хозяйку мне помог лохматый двортерьер, который со звонким лаем выскочил из будки. Судя по его поведению, пес этот не злой, просто косточки ему после сна размять надо. И хвостом собака махала дружелюбно, будто радуясь мне.

Дверь открылась, и на крыльцо вышла благообразная старушка в белом платочке. Теплый солнечный день на улице, а на ней платье шерстяное. Возраст у женщины такой, когда кровь плохо греет, а старым костям тепло нужно. Это все понятно, но платье на ней не деревенское. Не новое уже, но недешевое. Возможно, с дочкиного плеча. Калоши на ногах, но не те, что продаются в сельпо. Под туфли калоши эти сделаны, даже шнуровка на них обозначена… В общем, стильная старушка. Она смотрела на меня настороженно, но с наползающей на губы добродушной улыбкой. Не видит она во мне опасного человека, не кажусь я ей подозрительным. Даже при том, что шишка на скуле раздулась, синевой налилась.

— Здравствуйте! — Я широко улыбнулся, приветствуя старушку.

Хотелось произвести благоприятное на нее впечатление, поэтому в сияние улыбки я вложил душу. Это нетрудно, если есть опыт. Четыре года в государственном сыске, еще три — в частном. До уровня Шерлока Холмса, может, я и не дорос, но на недостаток профессионализма не жалуюсь. И большинство клиентов тоже. Не скажу, что большинство это подавляющее, но тем не менее…

— Мне бы с Настей поговорить. Я так понимаю, вы ее мама?

— Да, я ее мама. Варвара Степановна меня зовут, — тонким звонким голоском сказала женщина.

Она открыла калитку, протянула мне руку, взяла под локоток и увлекла за собой во двор.

— А собака? — спохватился я.

— Не бойся, Игорь, она не кусается.

Игорь?! Старушка назвала меня Игорем. Значит, она приняла меня за кого-то другого. Я не заметил, чтобы она подслеповато щурилась — видимо, со зрением у нее все в порядке. Если так, то этого Игоря она и в глаза никогда не видела. Но знает о его существовании.

— Да я не боюсь.

Пес ткнулся носом в мою ногу, затем поднял голову, с особой собачьей теплотой глядя на меня. Чувствует, что хозяйка приняла меня за своего, и сам проникся ко мне. Не бойся, говорил его взгляд, я не укушу и на ногу не помочусь, не оставлю на джинсах мокрую метку.

Женщина провела меня в дом, посадила за круглый стол в светлой горнице, сама заняла место напротив, подложив под подбородок сцепленные в замок ладони. Добродушно смотрит, с теплой улыбкой и горячей надеждой.

— Насти-то пока нет. Но вот-вот будет, — с характерным для этих краев нажимом на «о» сказала она. — Ой, я сейчас чай поставлю!

Варвара Степановна поднялась со стула легко, как сорванная ветром пушинка. Я осмотрелся. Буфет старинный в горнице, трельяж из семидесятых годов, на древнем комоде стоит современный телевизор — небольшой, но плазменный. На окнах чистые занавески с вышитым узором, на трюмо и буфете салфетки из той же серии. Образа в «красном» углу, фотографии на стенах. Немолодой мужчина в солдатской пилотке и с буденновскими усами под крупным широким носом, рядом красивая девушка в платке с ясными, как у Варвары Степановны, глазами. Рядом фотография того же мужчины, но заснятого в гордом одиночестве. А гордость его подчеркивали награды на солдатской гимнастерке: два ордена Красной Звезды с одной стороны, а с другой — несколько медалей, в том числе и юбилейные. Видно, что фотография уже послевоенная, но еще тех времен, когда ветеранов юбилейными медалями не очень баловали. Ордена стопроцентно боевые, честно заслуженные в боях, и медали «За отвагу» и «За боевые заслуги» тоже не военкоматом выданы. Хотя, конечно, бывает, что награда находит героя через время. А случается, что и не героя вовсе. Знал я одного такого ветерана — наград полная грудь, каждый год на юбилейный Парад Победы ездил, нам, школьникам рассказывал, как доблестно он воевал на фронтах войны. А однажды не пригласили его на парад, и это его не просто возмутило, а чертовски взбесило. Ну и накатал этот герой телегу на военкома. Стали разбираться, поднимать архивы, оказалось, что дедушка действительно ветераном войны оказался. Только не с той стороны воевал он, полицаем был. Особо не зверствовал, поэтому после войны всего десять лет лагерей получил. Отсидел, в родные края подаваться не стал, осел в нашем городе, украл у кого-то боевой орден, справил фальшивый документ, даже на учет в военный комиссариат как ветеран войны встал, юбилейные медали щедро получал. А на старости лет еще и обнаглел дальше некуда… Но, глядя на орденоносца с фотографии, я почему-то не сомневался в его героизме. Не было сомнений и насчет того, что рядом с ним находилась нынешняя Варвара Степановна.

Привлекла меня и другая фотография. Все тот же мужчина, но уже не с черными, а седыми, увядшими усами, рядом — уже немолодая Варвара Степановна, между ними совсем еще молодой Эдик Ремезов, который обнимал, прижимая к себе красивую девочку лет четырнадцати. Фотографию Ремезова я нашел в отделе кадров, а как выглядела Настя знал, только с чужих слов. Если она такая же красивая, как на этом старом снимке, то я пропал. Черные как смоль брови, большие глубокие глаза, волнующие черты лица. Мне говорили, что Настя просто симпатичная, но если это так, то ничего удивительного. Если девочка красива в четырнадцать лет — это совсем не значит, что она не подурнеет к двадцати годам.

Варвара Степановна подошла ко мне тихонько. Я не услышал ее шагов, но спиной почувствовал ее приближение.

— Андрей Николаевич наш статным был мужчиной, — вздохнула она. — Царствие ему небесное!

— Ушел?

— Ушел. Девять лет как ушел. И меня к себе зовет.

— Всех нас кто-то к себе зовет, — ради красного словца сказал я. — Тут, главное, не отзываться.

— А я вот отзываюсь. Дети выросли, внук есть. Все в этой жизни устроены, им от меня ничего не нужно. А если не нужно, то и меня здесь ничего не держит.

— А внука нянчить кто будет?

— Да он уже большой, десять лет ему. И с матерью он живет… Но если вдруг тебе, Игорь, Славик будет в тягость, я его к себе заберу, — расстроилась и вместе с тем обрадовалась старушка.

Не понравилось ей, что ее внук может быть в тягость какому-то там Игорю, но, с другой стороны, ей хотелось ощущать хоть какую-то нужность. Только вот радость ее как-то уж очень тускло прозвучала.

— А почему внук один? — уклоняясь от скользкой темы, спросил я. — Детей у вас много, а внук один?

— Детей двое, больше бог не дал… — вздохнула женщина и набожно перекрестилась на образ. — И то поздно дал, мне почти тридцать-то было, когда Эдик появился… У Эдика детей нет, у Насти только один сын. Может, вы меня с ней порадуете? — с надеждой спросила она.

— В смысле ребенка сделать?.. А почему ваш Эдик стараться не хочет?

— Ну, он, может, и старается, — с горечью, как мне показалось, усмехнулась она. — Да только ничего не получается. Богом ему не дано детей иметь.