Земля войны - Юлия Латынина Страница 5

Рассказывали, что в это время один из сибирских нефтяников построил себе дачу с двумя подвальными этажами. Сверху дача выглядела как советская развалюха, а под землей все было заставлено чешским хрусталем, китайским фарфором и новейшей японской видеотехникой, которую партия тогда вагонами гнала в нефтеносную Сибирь.

Будучи спрошен следователями о причинах такого странного архитектурного решения, нефтяник сослался на культурное влияние Кавказа, и, в частности, города Бештой.

В поисках культурных заимствований этнографы с погонами поехали к хозяйственному директору Бештойского машиностроительного. Они уехали с полугодовым доходом Кемирова и двумя самогонными аппаратами в тщательно упакованных чемоданах.

Зауру Кемирову не понравился интерес следователей, и в 1989 году, через день после выхода закона «О кооперации», Заур зарегистрировал первый на территории Советского Союза кооператив.

Кавказ тогда еще не был тем полувоенным, полубандитским регионом, в который он превратился спустя несколько лет. Это был процветающий край, естественно богатый вследствие теплого климата, трудолюбивого населения, и оборонных заводов, в изобилии понатыканных по всем крупным и средним городам.

Заур Кемиров бросил все: подпольные цеха, должность директора, партийный билет и скорое членство в обкоме республики, и открыл в Бештое первый кооперативный ресторан. Потомок хунзахских ханов со своей женой лично выходил кланяться посетителям, и когда однажды его спросили, не зазорно ли ему кланяться черти знает кому, он ответил:

– Зазорно – это когда кланяешься следователям. А свобода – это когда кланяешься клиентам.

Ресторан Заура гремел по всей Аварии и Чечне. Люди проезжали по двести километров по горам, только чтобы поесть там, и книга почетных посетителей на первом этаже была раскрыта на странице, где красовались подписи Дудаева, Аушева и Хубиева.

Спустя полгода после открытия ресторана Заур посчитал доходы и огорчился. Он заработал в месяц шесть тысяч рублей, – огромные по меркам Союза деньги. Но цеховиком он зарабатывал вчетверо больше, и Заур понял, что ресторан – это мало.

К этому времени Заур уже пару раз побывал в Турции, и он обратил внимание на шоколадные батончики «Марс» и «Сникерс», которые продавались там в каждом супермаркете. По правде говоря, Заур был большой сладкоежка, и «Марс» ему очень понравился. Во всем Союзе не было ничего подобного. Шоколадка «Аленка», как полагал Заур, не годилась батончикам даже на кожуру.

Заур провел переговоры с англичанами, которые делали «Марс», и быстро понял, что они не продадут ему технологию и рецептуру. Он также сличил цены и понял, что импорт батончиков в Россию не может быть выгоден. Тогда Заур нанял российских технологов, и за пятьсот рублей они сварганили ему батончик ничуть не хуже «Марса». За две тысячи рублей Зауру списали в Краснодаре линию по производству шоколадных конфет, Заур перевез линию в Бештой и переделал ее под батончики.

Заур купил на оборонном заводе запасы фольги и заказал в типографии яркие не по-российски обертки. Для того, чтобы батончики хорошо продавались, Заур назвал их иностранным словом «Рикки-Тикки-Тау», а в качестве производителя он зарегистрировал в городе Бештое ТОО «Рикки-Тикки-Тау, Лтд».

В короткий срок батончики «Рикки-Тикки-Тау» завоевали все пространство России, от Каспия до Камчатки. У ворот фирмы стояли очереди. Батончики расхватывали вагонами. Все, кто покупали ребенку яркую конфету в фольге, были уверены, что покупают иностранное лакомство – ведь конфета называлась не «Аленка» или там «Белочка», а шибко по-иностранному, и была в такой яркой обертке, которую никогда не видели в Союзе.

Но главная причина успеха батончиков была не в обертке и не в названии, а в качестве. Заур делал батончики ровно по той технологии, которую разработали для него ученые. Там, где надо было класть килограмм какао, клали килограмм какао, а не семьсот грамм и не полкило, там, где надо было класть килограмм орехов, клали килограмм орехов. Работницу, которая однажды вынесла с фабрики упаковку яиц, приковали наручниками к линии на неделю, а потом уволили. Не воровал у Заура никто. В стране, где рабочие на фабриках тащили все, вплоть до цветного металла из машин, это приносило удивительные результаты.

В 1992 году Гайдар либерализовал цены, и Заур понял, что эра батончиков «Рикки-Тикки-тау» скоро закончится. То есть они, конечно, останутся, как бренд. Но их потеснят настоящие «Марс» и «Сникерс», и, кроме того, Заур понимал, что вслед за ним множество людей примутся делать похожие батончики. Заур со своими батончиками был один на весь Союз, а теперь он будет как все. Заур не любил быть как все. От этого снижалась норма прибыли. Заур Кемиров заработал на батончиках пятнадцать миллионов долларов, что для России 1991-го года было астрономической цифрой, и Заур не хотел после этого копаться в копейках.

Заур Кемиров прикинул, что еще находится в дефиците в России, и понял, что в страшном дефиците мебель. Он купил в Югославии и Испании два мебельных гарнитура, привез их в Бештой и разобрал по винтикам. Спустя месяц его мебельная фабрика делала точно такие же гарнитуры, и они стояли в спальне Аллы Пугачевой и в столовой спикера Верхового Совета.

Однако эпоха мебельных гарнитуров, как полагал Заур, тоже не могла продлиться долго. Зауру хотелось устроить что-то свое, спрос на что будет специфически российским, и что при том технологически не сможет воспроизвести любой грамотный инженер с отверткой в одной руке и ручкой – в другой.

В это время одним из самых прибыльных бизнесов в России была торговля бензином. Главный смак состоял в том, что нефть, из которой делали бензин, попросту крали с месторождений, да и сам бензин тоже крали, только с заводов, и поэтому даже тот, кто продавал краденое за три копейки, все равно получал три копейки прибыли. Проблема заключалась в том, что бензин крали отдельно, а нефть отдельно, и так как все крали все, нефтеперерабатывающие заводы простаивали, а владелец краденой нефти, сдав ее на переработку, никогда не мог гарантировать, что ее не украдут снова, на этот раз на заводе.

Особо остро эта проблема стояла в сопредельной Чечне, потому что элита молодой чеченской республики считала позором платить деньги за то, что можно взять силой, и даже редко кому из аварцев удавалось стрясти с чеченца деньги, если, конечно, не украсть его брата, или родителей, или иным способом заставить уважать кредитора.

Поэтому, несмотря на то, что на Грозненском НПЗ были загружены все мощности (по правде говоря, по бумагам Грозненский НПЗ перерабатывал нефти в пять раз больше, чем мог, потому что на самом деле под предлогом отправки нефти на Грозненский НПЗ она шла на экспорт), – фактические владельцы чеченских, аварских, а то и сибирских качалок ругались, что переработать нефть негде.

Как мы помним, Заур Кемиров до сих пор владел самым популярным на Северном Кавказе рестораном, в который заглядывали даже президенты сопредельных республик. Поэтому он был вполне в курсе проблемы.

Заур немного поразмыслил и поднял некоторые патенты, которые приносили на Бештойский машиностроительный завод еще в 70-х годах, и так как Заур был по складу мышления – технократ, а по образованию – инженер-нефтяник, Заур подумал и сконструировал мини-нефтезавод.