Выдумщик - Андрей Константинов Страница 51

Журналист посмотрел Назарову в глаза, и майор не выдержал, сморгнул:

— Андрей Викторович, вы… Почему вы считаете, что имеете право судить, распоряжаться судьбами?! Да что вы знаете…

Серегин быстро сунул в рот сигарету:

— Ах, я теперь уже и судьбами распоряжаюсь?! Нормально… Одни воры в порту украли у других ворованное, у них грызня пошла, а я, стало быть, в ответе? Потому что, якобы, кому-то звонил и кто-то меня с какой-то Рахиль видел? А вам не кажется, что все, кто грязный кусок поделить не сумели — взрослые люди, которые вполне могли самостоятельно делать выбор и принимать решения? И они его сделали, свой выбор, не так ли? И вы выбор сделали, Аркадий Сергеевич, как я понимаю!… А теперь, когда жареным запахло — очень хочется крайнего найти, того, кто во всем этом виноват?! Ну, и лучшая кандидатура на роль крайнего — это, конечно, я! Это ведь я сводил вас с бывшими фарцовщиками, а ныне бизнесменами, я учил вас, как напарить родное государство, которое вы клялись защищать!

— Подождите, — тяжело дыша, сказал Назаров. — Я, кажется, понял… Вы просчитали — не знаю каким способом, но просчитали — расклад, а дальше начали скидывать информацию разным сторонам… Вам нужно было стравить их… И вы своего добились…

— Думайте, что хотите, — с досадой, показывавшей, что Аркадий Сергеевич попал в цель, ответил Серегин. — Бегите, информируйте своих отставных друзей… Или — слейте все, что нарыли, их конкурентам, они, может быть, отблагодарят посущественнее…

Майор дернулся, словно его наотмашь ударили по щеке:

— Вы!… Да как вы… — Аркадий Сергеевич вдруг сник, ссутулился и сказал глухо: — Я не собирался никого информировать о нашем разговоре, я хотел понять сам… Но вы… Вы влезли в слишком опасную игру… Если вас сумел вычислить я, значит, сумеют и другие… Зачем? Зачем вам все это понадобилось?

Серегин в одну большую затяжку докурил свою сигарету и после короткой паузы глухо сказал:

— Мне кажется, наш дальнейший разговор не имеет смысла… Я не понимаю вас — мне, вообще, непонятно, о чем вы говорите… Вы не понимаете меня — и, я думаю, никогда не поймете…

— Ошибаетесь, — покачал головой Назаров. — Мне кажется, я вас понял…

— Поздравляю! — сухо кивнул журналист. — Боюсь, что я вам ответить пониманием не смогу… У вас все ко мне, майор? Тогда — желаю здравствовать… И не надо больше ко мне подходить с душещипательными разговорами… О своей душе каждый должен заботиться сам… Вот если вы официально надумаете мне что-то предъявить, тогда — пожалуйста… В официальном месте и продолжим… Извините, я спешу…

Серегин бросил окурок, затоптал его каблуком и, не попрощавшись, пошел к своей «Ниве». Назаров долго смотрел ему вслед, и майору казалось, что даже чуть сутуловатая спина журналиста выражала презрение.

Аркадий Сергеевич трясущейся рукой нашарил в кармане сигареты, закурил — в этот момент его словно ударило что-то в сердце. Назаров охнул, закашлялся, начал растирать пятерней левую половину груди… С майором никто и никогда так не разговаривал… Серегин сказал ему все то, что Назаров не решался сказать сам себе… А ведь убежать от самого себя еще никому не удавалось. Известная истина — чтобы быть в ладу с собой, нужно просто не бояться задавать себе честные вопросы и давать на них честные ответы… Только делать это нужно постоянно, а не тогда, когда припрет… Потому что, когда припрет, тогда честные ответы на честные вопросы могут уже прозвучать приговором — окончательным и не подлежащим обжалованию…

Назаров не заметил, как сигарета догорела до фильтра. Майор посмотрел на свою «четверку» и отвернулся — он не хотел никуда ехать, да и спешить ему было Уже некуда…

Аркадий Сергеевич медленно пошел по набережной Фонтанки по направлению к Михайловскому замку… Редкие прохожие с удивлением оглядывались на него — Назаров что-то негромко бормотал, будто пытался рассказать кому-то о чем-то… А майор действительно рассказывал — он думал об отце и не замечал, что беседует с ним вслух так же, как перед смертью разговаривала с Сергеем Васильевичем его мать, Татьяна Александровна… Майору казалось, что отец слушает его — но почему-то не хочет отвечать, словно сын не сказал еще чего-то самого главного, самого важного…

У Михайловского замка в это время стояли четыре автомобиля — два японских джипа, «мерседес» и «вольво». Там проходила мирная стрелка представителей двух дружественных, в общем-то, бандитских группировок — обе они входили в империю Антибиотика… Но, как это часто бывает, даже между дружественными «коллективами» время от времени возникали мелкие конфликты, которые решались, в зависимости от их значимости, на разных уровнях. В этот раз «терка» была совсем пустяковой — два молодых пацана из-за бабы цапанулись на дискотеке, даже постреляли маленько, хорошо, не попали ни в кого… Возникшую «тему» съехались обсудить «звеньевые» — Женя Травкин, работавший в свое время под Плейшнером, и Дима-Караул, начинавший когда-то с покойным ныне Олегом Званцевым по кличке Белый Адвокат.

Женя и Дима знали друг друга давно, подвохов на стрелке не ждали, но на всякий случай каждый приехал с охраной, как того требовал сложившийся «этикет» — заодно пусть и молодые увидят, как серьезно старшие к любому, даже самому мелкому, на первый взгляд, вопросу относятся… «Звеньевые» мирно прогуливались от площадки перед замком до набережной, охрана внимательно скучала — вечер был тихим и светлым… Быстро «растерев непонятку», бандиты не торопились разъезжаться — белая ночь настроила Диму на лирический лад, и он принялся рассказывать Жене, как сам не так давно был молодым и глупым и как вписывался в разные «махаловки» из-за баб… В этот момент по набережной навстречу «звеньевым», чуть покачиваясь, вышел немолодой уже мужик в костюме и в галстуке — это был Назаров.

Аркадий Сергеевич, ушедший глубоко в себя, вдруг вздрогнул, услышав, как один стриженный амбал, гогоча, рассказывал другому:

— Ну вот, я этому задроту очкастому бью в пузо, а он руками за ногу схватился, я — дерг, а туфля у него осталась. Я — туда-сюда, а вокруг орут уже, ментуру кличут, а этот пидор скорчился, в ботинок вцепился… Я ему по еблищу пяткой — бумс, а он все равно рук не разжимает, свело, видать… Ну я, бля, думаю — не бежать же босиком?!

Назарова заколотило — когда-то, много лет назад, его отец вот так же вцепился в бандитский ботинок и умер, и никто ему на помощь не пришел… Конечно, эти два стриженных амбала в то время еще пешком под стол ходили. Конечно, это не они убили Сергея Васильевича… Но они, но такие, как они… Аркадий Сергеевич хотел когда-то защищать людей своей страны в том числе и от такой вот мрази, а вышло…

Вышло, что он, Назаров, сам в почти такую же мразь превратился… И очень скоро его, как проворовавшегося прапорщика, попросят снять погоны и положить на стол удостоверение.

Дима-Караул мазнул по странному мужику недовольным взглядом:

— Ну, че вылупился-то, папаша? Шарниры в прутиках заело? Вали отсюда, не на выставке…

Назарову и раньше приходилось сталкиваться на улицах с «братками», но они никогда не позволяли себе так разговаривать с майором — по глазам чуяли серьезную «ксиву в пиджаке». А теперь, видимо, и взгляд у Аркадия Сергеевича стал другим — ушло из него что-то… Наверное, навсегда… Назаров снова почувствовал, как в груди сердце сильно ударилось обо что-то. Майор медленно вздохнул, потом спокойным, будничным движением вынул из наплечной кобуры табельный «Макаров», передернул затвор и выстрелил Диме в лицо… Женя Травкин широко раскрыл глаза и, не успев даже испугаться, сказал в крайнем изумлении: