Таран: вист втемную - Леонид Влодавец Страница 51

— Не бойся, я тебя разбужу, чтоб ты убедилась…

Таран этих перешептываний, слава богу, не слышал. Он почти сразу утонул во сне, и его не разбудил бы даже орудийный залп.

Лизка все дожидалась, когда же Полина начнет приставать к Юрке. Ее раздирали очень противоречивые чувства. Нет, сказать, что она ревностью исходит, было бы неправильно. Просто Полина очень разозлила ее своими выступлениями и демонстрацией превосходства. Небось как стрельба была, так лежала и головы не поднимала. Даже тогда, когда Лизка с Муськой уже к джипу подбегали. А тут, в тепле, ишь ты поди ж ты — осмелела! И еще обзывается… Кошкой пахнет! Тьфу! И спор-то придумала такой, чтоб побольше Лизку унизить. Извращенка бесстыжая!

В общем, с одной стороны, Лизка была всецело за то, чтоб у этой самоуверенной стервы все обломилось. Чтоб завтра утром, уже при свете, Лизка с полным правом могла сказать ей: «Ну что, проспорила? Снимай штаны!» И врезать ей десять раз по толстой заднице, на виду у Юрки! При этой мысли Лизка даже ощущала какое-то темное, стыдное, но приятное волнение в душе.

Однако при всем этом, в глубине души у Лизки ворочалось совсем другое, затаенное, еще более стыдное и даже в чем-то противоестественное желание, диаметрально противоположное первому. То есть, как это ни странно, ей хотелось, чтоб у Полины с Тараном что-то получилось. И чтоб они, пусть даже в темноте, начали совсем рядом с ней заниматься… этим самым. Возможно, хотя Лизка себе признаться в этом ни за что бы не решилась, после такого ночного представления она и порку спокойно вынесла бы…

Впрочем, Лизка со всеми своими придурочными мыслями долго не промаялась и тоже заснула. Полина, решив, что утро вечера мудренее, тоже засопела, убежденная, что так или иначе растормошит этого Юрку. Импотентом он быть не может, а на «голубого» не похож совершенно. Значит, все будет нормально…

Спать они залегли в одиннадцать с небольшим, и спалось им в загородной тиши и печном тепле вполне приятно. Мозги с устатку поотключали все системы, кроме самых жизненно важных. А всяким там сознаниям-подсознаниям было приказано не рыпаться — и так натерпелись.

Но через три-четыре часа кое-что начало помаленьку включаться, и Юрке, Полине, Лизке и даже Муське начали сны сниться.

Муське, например, снилось, что ей насыпали огромное блюдо «Вискаса» — она его только один раз в жизни пробовала, когда Лизкин отец с пьяных глаз приобрел кошачий корм в качестве закуски к пиву. И во сне Муська все грызла и грызла эти вкусные гранулы, а они все не кончались и не кончались…

А Лизке, как это ни удивительно, снилось почти то же самое. То есть еда, хотя, в общем, она, в отличие от многих прошлых вечеров, легла спать на сытый желудок. Только ей снился не «Вискас», а шашлык, который они ели днем в придорожной забегаловке. Наяву она съела полторы порции, отстегнув половину второй порции Муське, а во сне уже пятую приканчивала и запивала все это пепси-колой, сладкой и ароматной…

Полина видела совсем иное. И отнюдь не такое приятное. Ей жуть всякая лезла в голову. Она то убегала со всех ног по каким-то совершенно незнакомым дворам, запутанным, как лабиринт Минотавра на Крите, а за ней гнался Варя со своими молодцами, чтобы, поймав, бросить в топку кочегарки. Когда ее уже совсем было настигли, оказалось, что это не Варя, а ее брат Костя, который стал предлагать ей выпить с ним водки. Но она-то знала, что там не водка, а метанол, и отказывалась наотрез. Тогда прибегали Паваротти и Форафон, голые и окровавленные, с выпученными мертвыми глазами, пытались силой залить ей отраву в рот. Она вырывалась, убегала, но вдруг проваливалась в полынью, а оттуда высовывались сразу восемь рук, вцеплялись в нее и волокли на дно…

Таран крутил во сне баранку. И гнал целую-невредимую «девятку» по широченному, даже больше МКАД, скоростному шоссе. Типа такого, как в штатовских фильмах показывают. Гнал, наверное, под сто двадцать, не меньше. А куда именно — понять не мог. То ли в Москву, то ли из Москвы, то ли вообще по кругу. Сначала мимо него пейзажи проскакивали, похожие на те, что он днем проезжал, а потом один сплошной город. Причем вроде бы все прямо ехал, не сворачивая и не разворачиваясь уж тем более, а эти дома вдруг повторяться стали. И Таран понял там, во сне, что надо куда-то выезжать с этого кольца, но, как назло, все развязки-«лепестки» куда-то испарились. И затормозить, как оказалось, нельзя — педаль исчезла, и ручник куда-то испарился. А скорость все росла и росла. Она уже, наверно, была больше, чем у тех реактивных автомобилей, которые на трассе в Солт-Лейк-Сити звуковой барьер преодолевают. Да еще и покрытие дороги стало гладкое, как стекло. У Тарана все больше страха в душе нарастало. Да такого мощного, которого он наяву никогда не испытывал, хотя уже не один раз по жизни стоял на краю могилы.

Этот самый страх как бы овеществился, когда где-то впереди, у горизонта, появилась сперва какая-то черточка, а потом стала расти с огромной скоростью, и стало ясно, что это какая-то мощная стена, невесть откуда возникшая поперек дороги. «Девятка» с Юркой за рулем неслась прямо на нее. Других машин на дороге уже не было (до этого Таран их видел). Наверно, свернули? И Юрка тоже хотел было свернуть и даже, кажется, мог это сделать — колеса поворачивались. Однако он откуда-то знал, что сворачивать никак нельзя, надо только прямо, и больше никуда. На таран!

Он как бы вонзился в эту черную стену, и сразу после этого видения дороги, машины и прочего исчезли. Появилась Надька Веретенникова, которая находилась вместе с ним в каком-то замкнутом пространстве с неясными очертаниями, гладила его по голове и бормотала:

— Все в порядке, не волнуйся, я с тобой…

После этого Таран проснулся. Как говорится, в холодном поту, хотя в избушке было очень даже тепло, и остыть она за несколько часов почти не успела.

Из сонного состояния Юрка вышел не сразу и какое-то время находился на грани, что называется, яви и грез. В том смысле, что в конце сна на смену жуткому страху пришла приятная расслабуха, и из этого сна ему попросту не хотелось вылезать в реальный мир.

Однако выяснилось, что в реальном мире Тарана тоже кто-то нежно поглаживает. Причем не только по стриженой башке, но и по груди под свитером. А также изредка прикасается к ногам, правда, не забираясь в штаны. И очень осторожно дышит в ухо.

Несколько секунд ему даже мерещилось, будто это Надька. Командировка в Москву и все последующие события представлялись приснившимися. Таран даже подумал, что Веретенникова вот-вот зальется своим звонким смешком и скажет: «Ну, просыпайся же ты, в казарму пора!»

Но вместо этого он услышал игривый шепоток Полины:

— Это я-a… Тебе не скучно?

После этого легкая лапка потерлась о его джинсы в опасной близости от ширинки. А там, между прочим, у вполне отоспавшегося Юрки нарастала некая напряженность. Само собой, что от прикосновения бесстыжей ручонки эта самая напряженность стала усиливаться. И вполне нормальное дыхание у Тарана несколько сбилось.