Скрытая камера - Кирилл Казанцев Страница 52

– И это, блин!.. Конфет каких-нибудь!

Возвращаясь к телевизору, Аким недовольно бормотал себе под нос:

– Ну, бля, попал! Во, попал! Конкретно...

Татьяна не расслаблялась – понимала, что пока ей повезло. Опасность временно отступила. Но только пока... А что ее ждет дальше – трудно сказать...

Хлесь! Плетка, любовно сплетенная кем-то из тонкого металлического провода, впилась в человеческое тело, разрывая кожу и мышцы.

Мужчина, подвешенный за руки к идущей под потолком помещения трубы, отчаянно забился. Наверное, он бы и закричал, но предусмотрительные истязатели – сейчас их было двое – заклеили его рот пластырем.

– Не нравится! – дурашливо заметил один из них, сидящий немного в стороне на стульчике, и ткнул в сторону подвешенного дымящейся сигаретой. – Какие мы нежные, однако!..

Хлесь! Плеть в очередной раз впилась в уже измочаленные в сырое мясо бока и спину. Подвешенный опять задергался, запрыгал. Курильщик заржал – движения жертвы напоминали ему какой-то дикий танец.

Голый по пояс здоровяк, в руках у которого была плеть, замахнулся в третий раз...

– Погоди! – остановил его курильщик. – Может, он уже говорить хочет? Ведь хочешь, Миша?

Пленник извивался на впившейся в запястья веревке и глазами, всеми движениями тела показывал: "Да, да, хочу!".

– Видишь, поумнел.

Курильщик подошел немного ближе, остановился напротив. Протянув свободную руку, резким движением оторвал пластырь вместе с кусочками кожи.

– Ну, говори, Миша. Вопросы ты знаешь. Их всего два – где диск и кто его тебе дал? Разве так сложно ответить?

Ромов громко зарыдал. По щекам его бежали слезы, голова тряслась...

– Так долго ждать ответа, чмо? – прикрикнул курильщик.

– Сейчас!.. – Мишка жадно хватал воздух широко открытым ртом. – Сейчас!..

Его привезли на эту дачу меньше часа назад. По дороге больше не били и ни о чем не спрашивали – бандиты вроде как и не замечали его присутствия. Так, перебрасывались короткими и не совсем понятными фразами между собой, и все...

На даче – хорошей, кирпичной, двухэтажной, с пристроенным к дому гаражом, с рубленой банькой в глубине двора – сразу же потащили в подвал. Подвал был глубокий и обширный, в несколько комнат. Мишку толчками и пинками заставили пройти две пустые, но ярко освещенные. В третьей несколько полуодетых мужиков, хохоча и хлопая друг друга по плечам, толкались вокруг старого продавленного дивана, на котором происходило что-то очень для них занимательное.

– Опа! – заинтересовался Тима. – Что это тут у вас? Заглянул через плечо одного из стоящих, громко захохотал и выкрикнул:

– Ну, блин, вы тут не кисло устроились! А ну-ка, братва, покажите нашему гостю!

Двое из стоящих послушно расступились, с интересом поглядывая на Мишку, а Донец, ухватив жесткими пальцами жирный затылок пленника, чуть подтолкнул вперед:

– Полюбуйся, красавец!

Ромов сначала не понял, на что ему предлагают полюбоваться, а когда понял, то ему стало нехорошо...

На диване в колено-локтевой позе стояла совершенно голая Галька. Лица Мишка не видел – его закрывали спутанные волосы, но... Да что он, своей подруги не знает?!

Все тело девушки было перемазано кровью, спермой и еще черт знает чем. Низко опущенная голова ритмично ходила вверх-вниз над волосатым пахом полулежащего мужика. Мужик блаженно щурился, время от времени тоненько вскрикивал, но при этом не забывал регулировать скорость и амплитуду Галькиных движений самым простым и доступным ему способом – дергая руками ее уши и волосы.

Еще один тип как раз в этот момент собирался обосноваться сзади, пристраивая свое "орудие труда", отличающееся весьма внушительными размерами, между ягодиц девушки. Увидев Мишкины выпученные глаза, широко улыбнулся, подмигнул и бросил:

– А ниче у тебя подружаха-то, братан! Всем хватит! Глядишь, еще и тебе че останется!

И тут же, крепко ухватив Гальку за бедра, резко потянул ее на себя, одновременно направляя свое орудие туда, где ему вообще-то делать было совершенно нечего...

По телу девушки пробежала судорога – несомненно, ей причинили боль. Но бандиту на это было наплевать.

– У-ух! – рычал он, ритмично двигая тазом, одновременно в такт собственным качкам дергая на себя Гальку. – Ах-хр!..

Его "достижение" было отмечено громким грубым хохотом окружающих...

Мишка и хотел бы, но не мог отвести глаз от ужасной и отвратительной картины. Наверное, только сейчас он начал понимать, что произошедшее с ним – не игрушки. Что все это – серьезно... Если до этого он просто боялся, то теперь оцепенел от страха.

Донец легкой затрещиной привел его в чувство:

– Пошли! Не хера тут порнуху смотреть!

Мишку затащили в четвертую, следующую комнату. Тоже пустая, только стульчик в углу да под потолком крепко вделанная в стены толстая металлическая труба...

– Короче, так... – Тима развернул Мишку к себе лицом. – Сейчас я тебе в последний раз задаю вопросы. Где диск и от кого он тебе попал? Все.

– Да я... – захлебнулся Мишка. – Я правду говорю! Я не знаю никакого!..

Тяжелый удар в солнечное сплетение вышиб из него дух... Когда он пришел в себя и сумел наконец-то сделать вдох, его руки уже были связаны в запястьях длинной веревкой.

– Мужики, вы че, мужики?! – в ужасе заверещал он.

– Заткнись, урод! – сказал, как сплюнул, один из "мужиков". Другой отрезал от большого рулона пластыря кусок и, бесцеремонно хлопнув ладонью, заклеил Ромову рот.

Свободный конец веревки был переброшен через трубу, и уже через минуту Мишка висел... Нет, не висел, а стоял на самых кончиках пальцев!

Стоящий перед ним Тима взялся за ворот Мишкиной рубашки и резко рванул вниз. Послышался треск, и обрывки рубахи повисли вокруг пояса брюк подобно юбочке папуаса.

– Короче, захочешь говорить – просемафоришь... – негромко сказал кто-то из-за спины.

Мишка хотел было спросить, как это – "просемафорить". Забыл бедолага, что у него рот заклеен. Но в это время невероятно болезненный удар заставил его вздрогнуть. Мишка, извиваясь на веревке, яростно замычал, пытаясь что-то объяснить. Только его уже никто не слушал. А удары сыпались один за другим...

– ...Так ты будешь говорить или нет?! – опять закричал курильщик.

– Мужики, поймите, я... – Мишка плакал. От бессилия, от переполняющей его жалости к себе самому. – Мужики!..

Он был настолько напуган, что даже не пытался соврать и тем самым дать себе небольшую передышку – от всей души старался говорить одну только правду. Беда была в том, что эта правда не нужна была его палачам. Ему просто не верили.