На вершине власти - Владимир Гриньков Страница 52

Гости наблюдали, как идут занятия строевой подготовкой, а после этого перешли на стрельбище – здесь, как бы случайно, как раз проводились стрельбы, и американцы смогли убедиться, что джебрайская армия вполне боеспособна, потому что ее солдаты стреляют без промаха. Бахир стоял за спиною посла, глядя не столько на мишени, сколько в затылок дипломата, и тот, почувствовав взгляд, обернулся и произнес довольно внятно:

– Иногда человек меняет решение – если его вынуждают к этому обстоятельства.

Из-за трескотни пулеметов его никто не услышал, кроме Бахира.

На лице министра отразилось недоумение. Посол продолжал:

– Если одна из сторон ведет себя недостойно, то о каком компромиссе может идти речь?

Это было все. Большего американец не мог себе позволить.

– А в вашей армии используются пули со смещенным центром тяжести? – спросил кто-то из американцев, и полковник вынужден был, отвечая, отойти от посла, и потом, пока продолжалось посещение, они больше не сближались. Да и зачем? Все главное сказано. Прощаясь, посол крепко и энергично пожал руку военного министра и тут же отошел в сторону.

«Точно так же они окажутся в стороне, если все сорвется, – внезапно подумал Бахир. – Меня подталкивают на провокацию, хотя могли бы справиться с этим и сами – достаточно одной атаки повстанцев на армейский пост, и вот она, война». Но мысль эта скоро ушла, не до этого сейчас было. Все просчитав и обдумав, на следующий день военный министр вылетел на юг страны.

Командир особого отряда по борьбе с терроризмом встретил министра сдержанно, но за сдержанностью Бахир ощутил тщательно скрываемое напряжение:

– Как Бобо?

– В норме, – отвечал Салех.

– Покажи его.

Бобо был все так же молчалив и тощ, только глаза у него изменились. Бахир это заметил сразу, едва увидев паренька.

– Ты помнишь меня? – спросил Бахир.

Бобо кивнул и взглянул на Салеха.

– Что он умеет? – спросил Бахир.

Вместо ответа Салех вынул изо рта сигарету и неожиданно ткнул тлеющим концом в щеку Бобо. Лицо паренька свела судорога боли, он сделал шаг назад, но не издал ни звука, лишь смотрел на своего покровителя недоуменно.

– Так нужно, – буркнул Салех и подтолкнул парнишку, – ступай, понадобишься – позову.

– Смотри, не перегни палку, – заметил Бахир, когда Бобо ушел.

– Обычно я таких фокусов себе не позволяю. Это обычная демонстрация – насколько он управляем.

Бахир заключил, что Салех верно понял, что от него требовалось.

– Тебе придется с ним поехать в Хедар, – сказал Бахир. – Кто-то должен постоянно находиться рядом. Он плохо ориентируется в городе, не привык.

Салех молчал, понимая, что самое главное не сказано.

– Сопровождать парня будешь до условленного места. Основное он должен сделать сам. Как у него со стрельбой?

– Лучше, чем с послушанием.

– Ты дашь ему оружие и покажешь фотографию человека, которую я тебе оставлю. Дело крайне сложное – срыва быть не должно ни при каких обстоятельствах.

Салех коснулся ладонью лба.

– Бобо должен застрелить этого человека, после чего вы с ним вернетесь сюда и будете сидеть тихо.

– Это все? – спросил Салех.

– Да.

Министр вынул из внутреннего кармана кителя глянцевое фото и протянул его Салеху. Тот взглянул и поднял на министра удивленные глаза. Там была женщина, причем не джебрайка – лицо европейское, волосы светлые, такие же глаза. Министр молчал, скулы его окаменели. Кажется, он не собирался ничего объяснять. Салех перевернул снимок. Там значилось карандашом: «Людмила Песоцкая»

– Русская? – все же уточнил Салех.

– Работает в госпитале, там и будете ее ждать, – ответил Бахир и добавил, чтобы завершить разговор: – Это необходимо.

Лицо на фотографии было напряженным, в глазах – острая тревога.

Хомутова всегда поражало безлюдье дворца. Он покидал кабинет, проходил по длинным ветвящимся коридорам и переходам, заглядывал в служебные помещения – и никогда никого не встречал, кроме Хусеми. От этого на душе было тоскливо. Он останавливался у сводчатого венецианского окна, с отвращением разглядывая раскинувшуюся перед дворцом площадь. Там суетились люди, была какая-то жизнь.

В один из дней Хомутов набрел на Ферапонта. Кот валялся на диване в какой-то из многочисленных пустующих комнат, и когда Хомутов позвал его, поднял голову и внимательно посмотрел на приближающегося человека.

– Ферапонт, бродяга! – шепнул Хомутов по-русски и погладил кота отчего-то дрогнувшей рукой. – Как ты тут? Не голодаешь?

Хомутов говорил и сам дивился звукам своего голоса – отвык от русской речи.

– Видишь, как дело повернулось. Честно говоря, мне это совсем не нравится. Сбегу я отсюда скоро, Ферапонт. Нервишки шалят, а Бахир не дремлет.

Произнеся имя Бахира, Хомутов поморщился, словно заныл больной зуб, и оборвал фразу на полуслове, досадливо махнув рукой. Ферапонт смотрел на него пронзительным взглядом зеленых кошачьих глаз и, казалось, все понимал.

– Идем со мной, – предложил Хомутов, беря кота на руки. – Один ты у меня здесь родная душа.

Хомутов вышел в коридор и неспешно направился в сторону своего кабинета. Вокруг были одни осточертевшие закрытые двери, за которыми – он знал – нету никого. Не удержавшись, он пнул одну из них ногой – и дверь распахнулась на удивление легко, словно петли были только что смазаны.

За дверью в просторном помещении он увидел ряд пультов с подмаргивающими лампочками и людей – человек семь или восемь. Они обернулись все одновременно и, увидев президента на пороге, вскочили, вытянувшись так, что их гражданская одежда уже никак не могла обмануть Хомутова. Оторопев от неожиданности, он застыл, машинально почесывая Ферапонта за ухом, пауза начала затягиваться, наконец Хомутов кивнул и с несколько рассеянным видом вышел, не прикрыв за собою дверь.

Секретарь в приемной, едва Хомутов вошел, так же вскочил и вытянулся. Он всегда так делал, завидев президента, но только сейчас Хомутов обнаружил, что он делает это в точности как те люди, существование которых он неожиданно обнаружил только что. Он тоже был из числа военных, и уж не по ведомству ли Бахира числился, докладывая министру обороны о каждом его, Хомутова, шаге.

От одной мысли об этом он почувствовал дурноту и, продолжая держать Ферапонта на руках, проследовал в кабинет. Но уединиться не удалось – Хусеми вошел следом и, наткнувшись на сурово вопрошающий взгляд, пояснил:

– Поступили бумаги из советского посольства – ознакомьтесь, пожалуйста, товарищ президент.

Он положил на президентский стол тонкую пластиковую папочку, но, сделав это, не вышел из кабинета. Это означало – с бумагами необходимо разобраться тотчас. Хомутов с сожалением расстался с Ферапонтом, раскрыл папку и, еще не вникнув, буркнул: