Прокурор для Лютого - Федор Бутырский Страница 52

Но и оставаться сторонним наблюдателем было нельзя — и потому Лютый, стараясь на время забыть о первопричинах, занялся чисто технической стороной вопроса: отслеживанием Ивана Сергеевича Сухарева. Нечаев еще не знал, как он поступит потом — пока предстояло выяснить местонахождение человека, в чьих руках находился «русский оргазм». В связи с необычайной серьезностью дела даже похищенная коттоновская племянница отступала на второй план.

Правда, после того как общая картина стала более-менее ясной, Максим понял еще один сюжетный ход, который наверняка планировал и Прокурор: Сухой не успокоится, пока не уничтожит Коттона (пахан становился вдвойне опасным, так как слишком много знал), но именно это и выведет его, Лютого, на старика. Как знать — может быть, Алексей Николаевич сможет чем-нибудь помочь?!

Следующим же утром Нечаев затребовал на подмосковной базе «КР» автопеленгатор с водителем. Последующие три дня фордовский фургончик с какими-то странными антеннами на крыше колесил по всей Москве — наверняка в столице не осталось района, в котором бы он не побывал.

На четвертый день Лютый, с ввалившимися глазами, вернулся в свою квартиру. Он чувствовал себя совершенно разбитым: в ушах с каждым движением отдавался мерзкий писк пеленга, перед глазами, словно луч-разверстка локатора, бегали зеленые мушки.

Но конечный результат, пусть и минимальный, обнадеживал: в кармане лежали кассеты с записями многочисленных телефонных переговоров Штуки — человека Сухого. Внимание привлекали два засеченных автопеленгатором абонента: специальная компьютерная программа, хитроумный голосовой анализатор вычислил, что голос первого, несомненно, принадлежал Митрофанову, а второй — Сухареву. Правда, запеленговать местонахождение обладателей сотовых телефонов не представилось возможным: оба они, несомненно, были оборудованы антипеленгационными устройствами.

Но несомненным было одно: завтра утром, двадцатого июня, гражданин Митрофанов, он же Заводной (ныне — ближайшая связь Сухого), должен был появиться в Москве для встречи с какими-то своими людьми, названными в разговоре Хвостом и Чириком — установить местожительство и приметы последних было делом техники.

Причина появления Митрофанова в Москве была более чем серьезной: по разговору Сухарева со Штукой Лютый уже знал, что бандиты Сухого обнаружили теперешнее местонахождение Коттона. Заводному и его «быкам», судя по всему, поручалось физическое устранение законного вора — правда, перед этим, Митрофанов, видимо, должен был выудить из Алексея Николаевича Найденко какую-то информацию.

…Да, в современном технотронном мире любой человек, желая того или нет, неминуемо оставляет после себя информацию. Но зачастую информация эта оказывается столь неправдоподобно-жуткой, что ни один следопыт, ни один сыщик, пусть даже такой опытный, как Лютый, не может поверить в ее достоверность…

Заводной не знал, почему Сухарев так срочно затребовал его к себе, для чего, зачем усадил в эту столь непривычную для авторитета огромную машину, напоминавшую скорей туристический микроавтобус, для чего внезапно сорвался из Москвы без охраны. Наконец, он никак не мог понять главного — зачем, для каких таких целей они приехали именно в этот грязный городок, который, если посмотреть по карте, затерялся где-то на болотно-зеленом пространстве Калужской области, среди правильно нарезанных квадратов широты и долготы бескрайней средней полосы России, где местных достопримечательностей — старая картонно-бумажная фабрика, клуб с танцами и драками в субботу-воскресенье да фильмами из жизни гангстеров и терминаторов в будние дни, а еще — мутная от навоза недалекой свинофермы речка.

Криминальный король Москвы, да и вообще всей России, в этом навозе — что может быть глупей?!

Впрочем, спрашивать не приходилось: теперь главарь крупнейшего бандитского синдиката Москвы выглядел наглым и уверенным, как никогда, производя впечатление человека, который давно уже выстроил для себя план дальнейших действий, на много ходов вперед, и теперь, когда все препятствия устранены, не спеша, с толком претворяет его в жизнь. Едва Митрофанов открывал рот для вопроса, авторитет смотрел на него с таким нескрываемым презрением, что его язык прилипал к гортани.

Да, Сухарев действительно знал, чего хотел и что делал: к моменту его приезда весь этот городок был куплен, что называется, на корню — нищие уездные администраторы, милицейские начальники, директор картонно-бумажной фабрики, даже православное духовенство и оперуполномоченный ФСБ, то есть все представители власти были деликатно, грамотно прикормлены. Нашлось-таки несколько не в меру принципиальных, попытавшихся было «сигнализировать» наверх — один из них вскоре загадочно погиб в автомобильной катастрофе, другой стал жертвой несчастного случая на производстве, третий скоропостижно скончался в результате пищевого отравления. В целом, несогласных с новым порядком в городке было немного, таким образом Сухарев стал кем-то вроде его теневого владельца.

Сидя на крыльце двухэтажного коттеджа, спешно арендованного у местного рокфеллера, в виду приезда авторитета и уже переоборудованного сообразно вкусам нового хозяина, Сухой с улыбкой превосходства смотрел на своего помощника — тот ходил по двору, обнесенному новым бетонным забором, не скрывая раздраженного удивления.

— Слушай, не понимаю, — Митрофанов подошел к крыльцу и осторожно уселся на краешек рядом с боссом: сегодня он наконец-то решил задать мучавший его вопрос. — Чего мы из Москвы свалили? Что тут забыли?

— А ты вообще многого не понимаешь, — снизошел Сухарев до собеседника, — если бы понимал, то сидел бы на моем месте.

— Так что? — Заводной, с придирчивым вниманием осмотрел дорогие, ручной работы штиблеты, достал носовой платок и вытер густую местную пыль, некстати налипшую на дорогую кожу.

— Ты что думаешь — я с этим проектом из-за одного лавья связался? — сунув в узкую щель рта несколько пластинок жевательной резинки, спросил Сухарев лениво.

— А то чего еще… — «шестерка» прикусил губу, недоговорив — он все еще не понимал, куда клонит собеседник.

— Не только, — непонятно почему, но в тот вечер Сухарев отличался благодушием — достаточным для того, чтобы пооткровенничать с младшим партнером. — «Русский оргазм» — это ведь не только филки.

— А что еще?

— Это контроль.

— Над кем?

— Над всеми, — непонятливость собеседника отнюдь не раздражала Сухарева — скорей, забавляла: так высокомерно, так снисходительно звучали его интонации. — Человек, подсевший на этот интересный порошок, становится тряпкой, размазней. И ни о чем ином думать не желает. Я уже проверил. Мне тут один химик что-то говорил — «первая сигнальная система, вторая сигнальная система», мол, как в опытах Павлова на собаках — знаешь, был когда-то такой чудак-ученый, друзей наших меньших разводил, а потом на куски резал.

— А зачем тебе все это? Ты чо — Президентом хочешь быть? Или председателем Комитета народного контроля?