Большой шухер - Леонид Влодавец Страница 53

— Чего тут непонятного? — Гребешок, наверно, на месте Агафона уже давно бы вскипел, вспылил и тут же испортил все дело. Но Агафон был постарше, потерпеливее. Он знал, что дамам такого рода нужно долго полоскать мозги.

— Вам что, нужно, чтобы я дала ей хорошую характеристику как проститутке? Или сама призналась в сводничестве?

— Да от вас никаких официальных показаний не требуется, — улыбнулся Агафон. — Ничего писать не надо, никаких выступлений в суде не потребуется, понимаете? Вы просто представьте себе, что такая девушка, как Эля, ухаживает, допустим, за вашим искалеченным племянником. Вы бы доверили ей это, зная, что она… ну, вовсе не святая?

— Как вас зовут, молодой человек? — поинтересовалась Оксана Матвеевна.

— Друзья называют Агафоном, — ухмыльнулся экс-старшина милиции. — А вообще-то это сокращение от фамилии. Но если хотите, можете называть по имени-отчеству…

— Нет, Агафон — это хорошо. Я люблю старинные имена. Никон, Дорофей, Агафон — красиво, звучно. В Бога верите?

— А как же! — Агафон в меру благоговейно вынул из-за ворота крестик на золотой цепочке 985-й пробы и поднес его к губам. — Спаси и сохрани!

— Вот вы сейчас сказали про Элю, что она, мол, вовсе не святая. А по-моему, более святой женщины, чем Элечка, нет и не было. Она пережила жуткую моральную травму. Об этом, конечно, анонимщик не писал, но она до окончания школы была абсолютно целомудренной. Да, они дружили с Олегом, но у них, вопреки нынешнему обычаю, никакой физической близости не было. Они, как она говорит, даже не целовались в губы до выпускного вечера. Только тогда позволили себе несколько поцелуев. А о сексе они и не думали. Собирались пожениться и вместе поступать в вуз. Но вот тут-то и случилось несчастье.

— Олега в армию забрали?

— Нет, просто какие-то негодяи затащили Элю в автомобиль, изнасиловали и заразили венерической болезнью. Родители, конечно, обратились в милицию, те стали искать, даже нашли каких-то четверых. Но потом то ли алиби у них обнаружилось, то ли еще что-то. В общем, суда не было. И слава Богу, наверное, что не было. Ведь вспоминать, давать показания — это ужасно. Эля этого не перенесла бы. Ей ведь тогда еще восемнадцати не было. Она хотела покончить с собой, вешалась, была на грани помешательства. Олега она прогнала от себя, ничего не объяснив, он и сейчас ничего толком не знает.

— И никто ему не «раскрыл глаза»?

— Ну, он тогда тоже был в трансе, считал, будто Эля его разлюбила. Не стал поступать в институт, дождался призыва и ушел в армию. Это была настоящая катастрофа для них. Если бы я была писательницей, то сочинила бы об этой истории роман. Все бы рыдали! Господи, сколько всего я знаю от девочек! Но Бог не дал таланта.

— Выйдете на пенсию — напишете, — обнадежил Агафон. — Ну а дальше?

— Потом она встретилась со мной. К сожалению, в кожвендиспансере. У меня было аналогичное заболевание, правда, без психологического шока, поскольку подцепила я его, увы, вполне добровольно и от собственной жадности. Господь наказал. У Эли в это время был конфликт с родителями, она тяготилась домом, и я предложила ей пожить у меня. Слава Богу, переболели мы без осложнений. Очень подружились, и когда я рассказала ей, чем, собственно, занимаюсь, она сама решилась попроситься на эту работу. Я ее отговаривала, потому что она казалась мне слишком чистой для такого занятия. И знаете, что она мне сказала? «Я уже погублена, — заявила она, — но теперь в моих силах будет спасти ту, которую может постигнуть моя участь!» Представляете? Может быть, она произнесла это немного по-другому, не так красиво, но суть была именно такая! Она всерьез верила, что те, кому она будет отдаваться, не станут никого насиловать и какая-то девочка спокойно дойдет до дому. Не месть мужчинам, как у многих «соблазненных и покинутых», которых я знавала десятки, а жертвенность ради ближнего своего. Потрясающе, верно?

— Ага, — пробормотал Агафон, который подумал, что, должно быть, эта толстуха на досуге только и делает, что читает любовные романы в мягких обложках да смотрит латиноамериканские сериалы, в которых все богатые помаленьку плачут. И сама слезу пускает по поводу того, кто от кого забеременел и отчего в этом не сознается.

Чайник закипел, Оксана Матвеевна бросила в кружки по пакетику «Липтона», залила кипятком, выставила на стол печенье и конфеты.

— Угощайтесь.

— Спасибо! Так, значит, она вовсе не погналась за деньгами?

— Ну, от денег она, конечно, не отказывалась, потому что ей надо было на что-то жить. Но прежде всего, я еще раз повторю, она думала, будто помогает неудовлетворенным мужчинам снять стресс и спасает их от совершения преступлений на почве секса, а девушек и женщин — от изнасилований и убийств.

— Да, это целая идейная база! — заметил Агафон.

— Вот с такой идейной базой она и занялась тем, что принято называть «проституцией». Параллельно поступила в медицинское училище, довольно успешно его закончила. Стала работать в больнице. Зачем? Не знаю. Конечно, потом все немного изменилось. Она стала более прагматичной. Пошли хорошие деньги, она смела, изысканна, умеет подать себя. И поэтому Эле дали возможность проявить свои таланты в столице, ей поспособствовали в поездке в Германию. Не в какой-нибудь бордель для загулявших моряков, а в аристократический клуб, где появлялись весьма богатые и знатные люди. У нее там были очень заманчивые предложения. Вполне могла бы устроить свою жизнь. Несколько пожилых богачей предлагали ей выйти за них замуж. Вы представляете себе, она им отказала! И когда кто-то из подруг по школе написал ей как-то вскользь, что вот, мол, Олег вернулся калекой, она не стала возобновлять свой германский контракт и отправилась сюда, в провинцию, к родителям, которые ее ненавидят и где весь дом знает, чем она занимается! Она снова устроилась в больницу. Ясно, что не из-за денег, оклад сестры — копейки, там и врачи-то живут впроголодь. И за тунеядство сейчас не привлекают, значит, это не прикрытие. Могу предположить только одно: ей нравится творить добро!

— Сложное впечатление… — произнес Агафон. — Значит, вы убеждены, что она порядочный человек?

— У меня нет никаких сомнений, что она опекает Олега исключительно из чувства любви. И то, что она сейчас работает в «Береговии», — просто средство заработать деньги для того, чтобы Олег мог нормально жить и питаться. Кроме того, она надеется, что сможет купить ему германские протезы. Хотя бы для ног.

— Тут еще один нюанс, — произнес Агафон совсем уж светским тоном, — аноним утверждает, будто Элеонора Пряхина вовлекает в проституцию несовершеннолетних, Терехину и Зуеву.

— Бред собачий, — хмыкнула Оксана Матвеевна, — во-первых, девицам уже по восемнадцать. А во-вторых, ни в какую проституцию она их не вовлекает. Мать Олега родом из деревни и каждое лето возила его туда отдыхать. Эти девочки жили в соседних домах, и ему как старшему поручали за ними присматривать. Он с ними играл, был им как старший брат, защищал их от других мальчишек. Может быть, они в него немножко влюбились, сразу обе. По-детски, конечно. А потом они поступили в ПТУ, стали малярами и оказались в общежитии, которое неподалеку от дома, где он живет. Решили зайти в гости, от Элечки узнали о несчастье. Теперь они помогают ей ухаживать за Олегом. Они очень подружились с Элей, подменяют ее, когда она уходит. Может быть, она и рассказала им про свою работу в «Береговии», но никаких попыток вовлечь их в это не было. Уж я бы знала. К тому же на нашем поприще из этих малышек ничего путного не выйдет. Я их видела пару раз. Они, как говорят спортивные тренеры, «бесперспективный материал». Слишком дремучие, скованные, да и по внешности неброские. Если такие начинают гулять, то быстро спиваются, теряют привлекательность и оказываются на вокзалах, а потом в бомжатниках. Пусть лучше заборы красят и подыскивают себе более-менее непьющих мужей-работяг.