На южном фронте без перемен - Павел Яковенко Страница 57

Во-вторых, такие серьезные оскорбления нужно употреблять в серьезных ситуациях. Тогда это звучит совсем по-другому. Найданов же разменивался на мелочи. Тем и обесценил свои ругательства. В результате он сам немного привык к ним. Привыкли его расчеты. А мои бойцы к этому не привыкли. Я вообще ни одного такого бранного слова в их отношении ни разу не употребил.

Короче, я не стал следить за развитием сюжета между комбатом и Поляковым, а отправился к Васе. В его небольшой батарее, в отличие от нашей, царили мир и спокойствие. Не обходилось, конечно, без эксцессов, но Рац их быстро разруливал. Да, в общем-то, и эксцессы были все какие-то несерьезные. Мелкие.

Тем не менее, когда на следующее утро я вернулся к своим расчетам, Полякова там уже не было. Как я понял, Найданов ходил к Санжапову, что-то требовал, (не знаю, что именно), но в результате Санжапов забрал бойца к себе в эскорт.

Вот так, как говорят китайцы — «сиди спокойно на пороге своего дома, и труп твоего врага проплывет мимо тебя». Я не сделал ни малейшего движения, а Поляков, который мне тоже активно не нравился, чужими руками был удален. Вот так — чисто и красиво. И я ни при чем, и обстановка оздоровилась.

Уже пару дней где-то в юго-восточном направлении громыхало так, что я иногда просыпался. Хотя, как мне раньше казалось, я к канонаде совершенно привык. Оказывается, не так все просто.

По легким, едва уловимым изменениям в поведении старших начальников, я понял, что скоро мы передислоцируемся. И вполне возможно, именно в этом направлении.

По радио появились сообщения о сильных боях в районе Новогрозненского. Я подумал, не туда ли нас хотят перебросить. Впрочем, я только еще подумал, а мои бойцы уже были в этом уверены. Ну, еще бы! Один боец что-то услышал, что-то подслушал, не будь дурак — сопоставил факты, сообщил другому бойцу. Тот добавил что-то свое, новость распространилась, обросла подробностями, и стала железобетонным фактом.

Вскоре факт подтвердился. Ко мне подошел Бандера, похлопал по плечу, посоветовал крепиться, и сказал, что заграница нам поможет. Это у него юмор такой.

Я ответил, что мне все равно куда ехать. А за ним я буду как за каменной стеной. Степан ушел, а я сообщил бойцам, что вскоре мы отъедем в направлении Новогрозненского.

— Что, прямо в бой кинут? — спросил меня Восканян. (Молодой такой армянчик, живой, как ртуть — из расчета Боева. Очень они с Боевым сдружились).

— Очень может быть, — ответил я. — То ли нас кинут, то ли на нас кинутся. Кто знает? Тут ни фронта, ни тыла нет, сами знаете.

Вместо Полякова, для заполнения вакансии, Найданов отправил ко мне Шуру Эйнгольца. Из первой минометной. Шура обладал очень уживчивым и жизнерадостным характером, и, слава Богу, очень быстро нашел с моими подопечными общий язык. Это было здорово, потому что лишних неприятностей из-за конфликта между бойцами мне совсем не хотелось. Хватало неприятностей из-за постоянного присмотра за трансвеститом.

Кстати, о нем. Что-то все-таки произошло у них с Поляковым. Сочинец плакал, я это выяснил. Но на прямой вопрос, в чем дело, он отвечать отказался.

Так!.. Этого еще не хватало! Тогда я вызвал командиров расчетов, и спросил их. Они недоуменно закачали головами, начали пожимать плечами… Но глаза прятали, и по глазам я понял, что что-то все-таки произошло.

— Так, товарищи сержанты! — Обратился я к ним, после короткого раздумья. — Не знаю, что вы с ним сделали…

Абрамович поднял голову, хотел уже видно сказать — «Не мы» — но вовремя осекся.

— Да, не знаю, — продолжил я. — Но у меня подозрение, что кто-то, кто-то, его все-таки трахнул. Хотя я предупреждал! Блин! Ну, ведь предупреждал же! Ну что вы за люди!? А?.. Вот ты знаешь, Боев, что теперь у него на уме? А!? Что он теперь думает? Может, он ночью вас всех убьет?!

— И меня убьет! — поправился я. — Из-за вас! Чем вы думаете-то!? Или у вас голова, чтобы еду в нее класть?!

Расстроился я до чрезвычайности. И отправился к самому Санжапову. Хотя это было и через голову, но я точно знал, что Найданов вопрос этот не решит. А у меня с майором, благодаря Игорю Молчанову, отношения были относительно неплохие.

— Товарищ майор! — обратился я к комбату. — У меня проблема с солдатом. Большая.

— Что? Еще один? — Неприятно изумился майор. — Тут только с Найдановым проблему решили… А ты чего?

— Да нет, товарищ майор. — Я скривился. — У меня с ним совсем другие проблемы. Я за него боюсь, и за свои расчеты боюсь… В общем, дело такое…

Я объяснил майору ситуацию, и высказал свои подозрения.

— Не нужен он нам тут! — Я пытался быть убедительным.

Санжапов, пока я все это ему рассказывал, морщил лоб, кривился, как от зубной боли, но, в общем и целом, мою правоту признал.

— Ладно, — решительно сказал он. — Давай его сюда. При первой возможности отправлю обратно в Темир-Хан-Шуру. Пусть там в писарях сидит.

Я кашлянул:

— Есть одна тонкость, товарищ майор… Как мне кажется, именно Поляков-то его и… Того… Этого…

— О, черт! — Санжапов замотал головой, как лошадь, отгоняющая надоедливых и наглых мух. — Давай его все равно сюда. Я разберусь. Все, давай!

Я подошел к кузову, забрался внутрь, и в настороженной тишине громко сказал:

— Так, Мелешко! Собирай свои вещи и бегом к Санжапову. Будешь в другом месте служить.

Унылый Мелешко встрепенулся, моментально собрал свое барахлишко, и под двусмысленными взглядами бывших сослуживцев исчез из нашего поля зрения.

Я же протянул руки к горячей буржуйке и закрыл глаза. Заканчивался короткий период общения с Васей, другими знакомыми, вкусные ужины, дружеские беседы, и прочие удовольствия от пребывания в большом офицерском коллективе. Снова наступала эпоха Бандеры, Салия и моих неугомонных и трудновоспитуемых бойцов.

Впрочем, это я так — несерьезно. Главное ведь — дело! Интересно, что ждет нас всех в Новогрозненском?

Выехали с первыми лучами солнца.

Мы ведь по ночам не ездим. Ночь — это не наше время. Это время боевиков, разведки и спецназа. Да и то, спецназу и разведке здесь гораздо тяжелее, чем чехам. Все-таки чехи — местные. Они дома воюют. Им здесь все ходы и выходы известны. Попробуй, поймай! Особенно ночью. Если бы я дома воевал, меня бы тоже не нашли, если бы я захотел спрятаться.

Вот потому мы ночь и не любим. Если бы, скажем, наша колонна шла сюда не днем, а ночью, то увидел бы боец тех двух уродов с гранатометом? Тех, которых он из пулемета срезал? Нет, сто пудов даю, не увидел бы. И влепили бы они в мою «шишигу» заряд, и все… Для меня война закончилась бы.

Так лучше уж по светлому. Целее будем.