Шесть секунд до взрыва - Лев Пучков Страница 59

Этот зам – звали его Исмаил, – поболтав с нами минут двадцать, заметил мое состояние и поинтересовался, отчего это я так скуксился.

– Да так… Трахнуться хочется, – ответил я первое, что пришло в голову, и счел нужным обосновать столь низменные позывы: – Три недели в командировке, и все это время без женщины. Это нехорошо…

– Да, нехорошо, – посочувствовал Исмаил. – Без женщины – плохо. Хорошо, что у нас села здесь неподалеку – жены там, ага… Вот если бы база полка располагалась далеко в горах, то было бы хреново – мужики без женщин дичают, становятся неуправляемыми.

А командир ваш, железный воин ислама, прекрасно без женщины обходится. – кисло пошутил я, чтобы поддержать разговор. – Дисциплина для него важнее плотских утех.

– Ну зачем? – спокойно возразил Исмаил. – Командир – он тоже человек, ничто человеческое ему не чуждо. Он очень любит свою жену, и каждую ночь, если не мешают обстоятельства, ночует в семье.

– Как в семье? – рассеянно переспросил я. – В чьей семье?

– В своей, разумеется! – Исмаил широко разулыбался и пояснил: – Каждый вечер в 20.00 он убывает из лагеря, а утром ровно в семь часов прибывает обратно – командир у нас педант! У него молодая красивая жена. Я бы на его месте тоже не оставлял ее в одиночестве, – Исмаил озорно подмигнул и поинтересовался: – Ну что, будем продолжать, или вы хотите передохнуть?

Я онемел и замер, как током пораженный, боясь спугнуть тень призрачной удачи, которая вспорхнула с легковесного языка Исмаила.

В том, что командир каждый вечер посещает свою молодую жену, ничего особенного не было – любому мужику понятно, это вполне естественно.

Но я-то прекрасно знал, что жена Вахида Музаева проживает в доме его родителей! Дом родителей командира полка располагался в относительно мирном селе на севере Чечни, от которого до Хатоя можно было добраться (при самом наилучшем раскладе) минимум за 18 часов…

Итак, командир полка каждый вечер куда-то уезжает из лагеря, если тому не препятствуют обстоятельства. Так сказал зам по снабжению Исмаил, даже не подозревая, какую важную информацию он мне преподнес.

Для того, чтобы отследить, куда именно ездит Вахид, мне необходимо было выбраться незамеченным с территории лагеря, прогуляться к Хатою, забраться на его окраине куда-нибудь повыше и понаблюдать в бинокль за перемещением машины командира полка. А потом так же незаметно пробраться в лагерь.

Конечно, было бы гораздо проще и безопаснее во всех отношениях дождаться окончания срока пребывания в полку, а затем затаиться где-нибудь на подступах к селу и наблюдать сколько влезет. Но Хатой – достаточно разбросанный населенный пункт, и заехать в него можно минимум с десяти направлений. Когда нас пригласили прокатиться в полк и нахлобучили на глаза шапочки, я даже не удосужился сориентироваться по солнцу. Теперь, если нас вывезут с территории лагеря таким же макаром, как и привезли, и где-нибудь в центре села откроют лицо, я даже приблизительно не буду представлять, в какой стороне света располагается распрекрасный образцово-показательный «Мордас». Это будет очень обидно. И для меня, и для артиллеристов группировки.

Чтобы организовать полноценный визуальный контроль за всеми подступами к селу, даже по самым скромным подсчетам, понадобятся как минимум восемь пар зорких глаз, вооруженных бинокулярными линзами. Целое отделение. Отделения, к величайшему сожалению, в моем распоряжении не было…

Эх, моих бы ребятишек сюда! Хотя бы с десяток! Отследить этого козла, резво вломиться туда, куда он ездит, разобраться там со всеми подряд, а потом на его машине прикатить на территорию полка поздно ночью и задать этим «мордасам» жару… Ммммм-даааа… Мечты идиота.

Увы, я мог располагать только сам собой – использовать в качестве наблюдателя-разведчика близорукого Тэда можно было с таким же успехом, как выдергивать задницей гвозди…

У меня хватило ума попросить Имрана сопроводить нас до «Лендровера» – якобы чтобы взять кое-что из вещей. В процессе этого мероприятия я умудрился незаметно сунуть в сумку запасной моток нейлонового троса от лебедки с трехпалой кошкой на конце и благополучно протащил эту сумку в «изолятор».

Когда же мы наконец-то захлопнули за собой калитку и остались одни, я опрометью бросился в дом и с лихорадочной поспешностью занялся приготовлениями к предстоящей экскурсии. Спустя три минуты я стоял во дворике, переодетый в свой спортивный костюм, с повязанной на шее косынкой, сварганенной из разодранной мною футболки Тэда (он об этом не знал), перемотанный тросом с кошкой на конце, с ножом на поясе и биноклем на груди. Этакий Рембо чеченского розлива. Да, в руках у меня еще были табурет и одеяло, содранное с соседней кровати.

Тэд в этот момент закончил плескаться под умывальником и, разогнувшись, недоуменно вытаращился на меня.

– На моей кровати я уложил вещи под одеяло – сделал имитацию спящего человека, – сообщил я Тэду. – Это на всякий случай, если вдруг кто-нибудь припрется. Понятно?

Надо отдать британцу должное. За время нашего совместного путешествия он некоторым образом адаптировался к моим выкидонам и более не ронял челюсть на пол. В этот раз Тэд пару раз причмокнул губами, покачал головой и спросил:

– Что, началось?

Пока нет, – успокоил я коллегу. – Пока я только желаю понаблюдать за объектом. Приду утром. Если что, ты ничего не знаешь. А если будет совсем невтерпеж – объяснишь им, что я пошел поискать себе женщину в каком-нибудь селе.

– Они не понимают по-английски, – благоразумно поправил меня Тэд. – Как я объясню?

– Жестами, коллега, жестами, – успокоил я его. – Ну все, табурет потом поставишь на место, одеяло вытряхнешь и заправишь. Пока. – Проинструктировав британца подобным образом, я обошел дом, приставил к стене табурет, накинул на верх забора одеяло и легко пролез под масксетью наружу.

Систему охраны лагеря я раскусил еще в первый день нашего пребывания в полку. Хотя Вахид и надувал щеки, утверждая, что ни одна мышь за его периметр не проскочит, ничего сложного она из себя не представляла и была легко преодолима. При творческом подходе к делу.

По периметру территорию лагеря окружала пришпиленная к деревьям «егоза» [12]метра в полтора высотой, в три пакета. С внутренней стороны вдоль этой «егозы» гуляли круглосуточно четыре парных патруля – челночным методом каждый в своем секторе.

Протяженность постов была не менее четырехсот метров, а поскольку периметр имел форму эллипса и хорошо просматриваемая контрольная полоса напрочь отсутствовала, каждый патруль мог одномоментно контролировать лишь незначительную часть своего маршрута – примерно одну треть. Каким местом часовые околачивали груши в ночное время, я даже представить себе не могу. Фонариками в темное время суток на территории лагеря пользоваться категорически запрещалось, а ночные приборы, насколько я успел разобраться, выдавались только на операции.